Книга Предают только свои - Александр Щелоков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что это ты вдруг? — спросил он, высвободил руку и протянул ей сигареты. — Почему я должен думать о тебе плохо?
— Я люблю тебя, милый, — сказала она и стала закуривать.
— Так уж и любишь, — Андрей пытался свести разговор к шутке. — Не мучай себя пустяками.
— Ты мне не веришь? — спросила Розита, и лицо ее побледнело. — Это совсем не пустяк. Вот, смотри…
Она взяла сигарету и воткнула ее в руку чуть повыше запястья, как в пепельницу. Зашипела обожженная кожа, чадно запахло горелым.
— Рози! — воскликнул Андрей и выбил сигарету у нее из пальцев. — Зачем ты так? Я всегда верил тебе на слово.
Розита взглянула на него большими удивительно грустными глазами.
— Мне порой кажется, что ты все понимаешь, — сказала она.
— Что именно?
— Все без исключения, милый. Впрочем, может быть, я ошибаюсь.
— Может быть, — согласился Андрей и взял ее руку в ладонь. — Тебе очень больно?
— Пустяки. Хуже, когда это в сердце. Где же наше «Мартини»?
Андрей обернулся к бару и заметил, что партнер Розиты как неприкаянный стоит у стойки и вертит в руках пустую рюмку.
— А как же твой спутник? — спросил Андрей. — Неудобно, что ты его так оставила.
— Ерунда! — Розита откинулась на спинку и едва заметно улыбнулась. — Ты старомоден, Чарли.
— Серьезно? Вот уж не думал!
— Впрочем, не ты один. Сегодня мужчины стали какими-то не такими.
— Ты в этом уверена?
Она сделала вид, будто не расслышала вопроса, и перевела разговор на другой предмет.
— Я хочу тебя познакомить с этим парнем. Вернее, это он хочет, чтобы я его познакомила с тобой. Но я сама сделала все, чтобы он захотел именно этого.
— Очень сложно, — сказал Андрей. — ты хотела, он хочет… А хочу ли такого знакомства я? Это твой будущий муж?
— Вовсе нет. А тебе знакомство с ним пригодится. Сам не знаешь, как пригодится.
— Ты обо мне так заботишься. Не много ли?
— Я люблю тебя, Чарли. — И тут же без всякого перехода добавила: — Можно я его позову? Это Франсуа Дебре. Он коммерсант…
Прошло четыре дня из семи отпущенных, но Андрею не удавалось даже мельком увидеть Джен. Задыхаясь от духоты, взвинченный тревожными ожиданиями, он после обеда уехал на Оушн-роуд.
К вечеру теплый ветерок, назойливо тянувший с моря, постепенно стих. И сразу на землю наплыла духота, тяжелая, липкая, удушающая. Воздуха не хватало. Пот заливал глаза. Вместе с первыми признаками сумерек сделалось чуть прохладней. Теперь ветер потянул со стороны гор, с каждой минутой становясь все холоднее и резче. Зашумели деревья, раскачиваясь из стороны в сторону. По бледно-зеленому небу к морю ползли облака.
Синева сгущалась до тех пор, пока небо не стало совсем черным.
Внезапная вспышка молнии осветила мир ослепительно белым пламенем. В один миг в окне, как на негативе, возникло низкое угрюмое небо, черные взъерошенные ветром деревья, и тут же все опять погрузилось во тьму.
На несколько секунд природа замерла в ожидании громового удара. Тише стал ветер, приглушенно шумели деревья. Потом откуда-то издалека протяжно и многоголосо, как залп береговой артиллерии, прокатился тяжелый гул. От мощного удара зазвенели стекла. И сразу, как по команде общей атаки, на землю обрушился штормовой шквал дождя.
И все же в девять, точно в назначенный срок в студии появился Янгблад. Уже два дня он позировал Андрею и нетерпеливо ждал, когда его портрет будет окончен.
Решение написать Янгблада возникло случайно. Фактически мысль об этом подал сам детектив. Ни с того ни с сего он обратился к Андрею:
— Черт меня подери, мистер Стоун, — Янгблад выглядел чрезвычайно смущенным. — Я человек не очень богатый, но, если бы вы взялись написать мой портрет за умеренную плату, я был бы вам очень признателен.
— Это идея, — сказал Андрей и вскинул глаза на детектива. — У вас волевое лицо, Янгблад. Как я раньше не догадался!
Некоторое время спустя Янгблад начал посещать студию на Оушн-роуд, где превращался в скромного и послушного натурщика.
Делая наброски, Андрей вдруг заметил, что голова детектива напоминает древнегреческую амфору — заостренный книзу сосуд с массивными ушами-ручками. И это впечатление неотступно преследовало художника все время, пока он работал над портретом. Некоторыми деталями Андрей постарался подчеркнуть это сходство. Он изрядно добавил кирпично-красных оттенков к цвету лица Янгблада, а из-за плеча пустил лозу с крупной виноградной гроздью.
Янгблад оказался человеком весьма разговорчивым и словоохотливым. Стоило ему уверовать, что Стоун не представляет интереса как объект слежки, он сразу оценил в художнике терпеливого и внимательного слушателя. Обычно мало находилось людей, которые могли выдерживать рассказы Янгблада более десяти минут. Говорил он нудно, то и дело повторялся, и оттого было трудно понять, почему о своей жизни, насыщенной бурными событиями, человек рассказывает так бесцветно и не увлекательно. А вот Стоун слушал. Правда, не отрывался от рисования, но слушал внимательно. Янгблад это проверил сам. Однажды, когда ему показалось, что его болтовня надоела художнику, он замолчал. И тут Стоун отложил кисть.
— Что вы, Майк? Я слушаю,
— На чем я окончил? — польщенный вниманием, растерянно спросил Янгблад.
— На том, как вы работали в операции «Кукушонок» и взяли его.
И опять в мастерской установилась обстановка, которая так нравилась детективу.
В тот вечер, когда работа уже близилась к концу, Янгблад будничным тоном изрек:
— Остерегайтесь Мейхью, мистер Стоун.
Андрей поднял глаза и пристально посмотрел на детектива. Тот сидел в своей обычной позе, которую хорошо усвоил после первых сеансов. Выражение его лица было самым безмятежным.
— В чем, собственно, дело?
— Скорее всего в самом Мейхью.
— У вас есть какие-то факты, мистер Янгблад?
— Да, безусловно. Однако о них я умолчу. Извините, но так для меня спокойнее. Я не знаю, как повернется дело и чья сторона возьмет верх. Поэтому не хочу, чтобы вы располагали сведениями, которые могли получить только от меня.
Он был предельно откровенен, этот верный страж чужих секретов,
— Спасибо за предупреждение.
— Не надо благодарить, сэр. Таковы правила в этих играх. Учтите, я так же свято храню все, что ненароком узнал от вас.
— Еще раз спасибо.
Детектив заметил, как усмешка пробежала по лицу художника. И он почувствовал необходимость хоть как-то себя оправдать.
— Извините, мистер Стоун, но иначе не проживешь. Я не один год делаю свое дело и уже привык к мысли, что я всего-навсего инструмент…