Книга Зоосити - Лорен Бьюкес

— Суеверная чушь! — ворчал он, ненадолго отрываясь от своих книг по кинематографике. — Суеверия не дают нашему континенту двигаться вперед! — Он всегда очень переживал из-за отсталости современной Африки.

Молния ни разу не попала в дом. Но никакие мамины предосторожности — ни принесение в жертву козла в благодарность за рождение сына, за то, что я успешно закончила школу, ни дурацкие простыни на зеркалах — не защитили от пуль.

Я вылезаю из машины; из-под эвкалипта на краю стоянки выбегает тощий парнишка, которому непонятно сколько лет — то ли двенадцать, то ли девятнадцать, — и кричит мне на ходу:

— Леди, эй, леди! Хотите, я помою вам машину? Хотите, чтобы она была красивой? — Глаза у него навыкате, белки желтые, мутные. На лбу, под волосами, старый рубец от ножевого удара, похожий на пробор. От него несет перегаром; Ленивец брезгливо отворачивается.

— Спасибо, сегодня не надо.

— Для тебя — дешево, сестренка! Специальная цена!

— В следующий раз, друг мой.

Парнишка вразвалку бредет назад под эвкалипт. Видимо, он там живет, там и ночует. На нижние раскидистые ветки предусмотрительно накинут брезент; на земле, у столба, куча тряпья. Я замечаю там его приятелей и говорю:

— Погоди-ка, парень. Знаешь, где можно найти Баба Ндебене?

Желтоглазый немедленно оживляется и несется ко входу:

— Сюда, сестра! Пойдем со мной! Я тебя провожу!

Мы входим в прямоугольную арку, и я вижу с обеих сторон ряды красных кирпичных домиков; стены увиты плющом, в кашпо под окнами высажены цветы и лекарственные травы. На дорожке между кирпичами возятся черные куры — ищут крошки и червяков. С порога на меня смотрит женщина в красно-белом саронге, вся увешанная зулусскими амулетами; на груди у нее длинные бусы, надетые крест-накрест, как патронташ. Не знаю, кто ее больше интересует — я или мой проводник.

В каждом окне, над каждым дверным косяком висят омерзительные экспонаты, которым место в кунсткамере. Черепаховые панцири, череп антилопы-гну со сломанным рогом, сушеные кусочки животного или растительного происхождения — трудно сказать. Отовсюду доносятся заклинания; их не заглушает даже гул городского транспорта. Ленивец прячет голову у меня на шее.

— Сюда, госпожа, сюда! — зовет мой провожатый.

Я даю ему монету в пять рандов. Желтоглазый подобострастно хлопает в ладоши, кланяется и убегает, ухитряясь на бегу пинать черных кур.

Я вхожу в крошечную приемную — судя по всему, она служит и аптекой. На узкой скамье сидит женщина с шитьем. Она окидывает меня равнодушным взглядом с ног до головы и возвращается к своему рукоделию, не произнеся ни слова. Повсюду полки, уставленные грязноватыми стеклянными банками с непонятным содержимым. С потолка свисают пучки сушеных трав; они слегка покачиваются на ветерке. В углу работает вентилятор; он прикручен к металлической решетке на окне. Лопасти скрипят и подрагивают, как будто у них приступ астмы. От остального помещения нас отделяет занавеска.

— Савубона, здравствуйте, я пришла повидать Баба Ндебене, — обращаюсь я к рукодельнице.

Та прикладывает палец к губам и косится на меня, не переставая работать. Она расшивает бисером оранжево-белую юбку. Я сажусь рядом и жду. Назойливо жужжит муха; я слежу за ней. Муха летает по какому-то своему маршруту — ромбом. Она ни разу не сбивается. Надо же — насекомое, а какое знание геометрии! Снаружи доносится громкий женский хохот. Вдали мерно, как морской прибой, шумит городской транспорт. В общий мерный гул время от времени врывается дикий рев мотоцикла или двигателя с сорванным глушителем. Вентилятор трясется, как будто хочет сорваться со своего места, и заходится в приступе астматического кашля. А женщина все нанизывает бисерины, все нашивает их на юбку по одной… Я пересаживаю Ленивца на колени и прислоняюсь затылком к прохладной стене. Двести восемьдесят один аллигатор… Триста сорок два аллигатора… Семьсот девятнадцать аллигаторов… Девятьсот пятьдесят три аллигатора…

Я просыпаюсь, как от толчка, когда из-за занавески выходит молодая девушка. Ее высокий головной убор спереди расшит бисером; сзади болтается высушенный желчный пузырь козла. Грудь у нее обмотана красно-белыми бусами; такие же бусы на запястьях и лодыжках. Девушка очень красивая. Ее темно-русые волосы до плеч на кончиках загибаются. Зато ее лицо подчеркнуто бесстрастно. В дверях она опускается на колени, встает и с поклоном отдергивает занавеску, приглашая меня войти. Портнихи уже нет. Я толкаю Ленивца. Он недовольно ворчит и пытается снова устроиться поспать у меня на коленях.

— Пошли, дружок! — Я слегка тискаю его, чтобы взбодрить. Мы встаем. Голова у меня кружится, как с похмелья. Либо на меня так действует гроза, либо магия, будь она неладна!

Я сажаю Ленивца себе на спину и даю молодой женщине два ранда. Тваса — посвященным — не разрешается разговаривать с посетителями, пока те не дадут им чего-нибудь блестящего. Можно ограничиться и кусочком фольги, но считается, что монеты лучше привлекают духов предков, даже через начинающих колдунов.

— Снимите, пожалуйста, обувь, — говорит девушка.

Я скидываю сандалии и переступаю порог. В задней комнате, так сказать в приемной сангомы, сильно пахнет благовониями.

— Это Баба Думисани Ндебене, сангома, — говорит девушка, показывая на верзилу, больше похожего на профессионального регбиста.

Верзила стоит на коленях на камышовой циновке, брошенной посередине цементного пола. На нем белая майка и красный фартук; поверх накинута леопардовая шкура. На лбу леопардовая же повязка. Голова у него гладко выбрита; на ней блестят капельки пота. Здесь нет вентилятора и потому гораздо жарче, чем в прихожей. Я замечаю на майке сангомы логотип «Дольче-Габбана», такой маленький, что сразу понятно: майка настоящая. На подделках из Гонконга лейблы обычно огромные, кричащие. Вот вам и польза от простой жизни и служения духам предков.

— Большое спасибо, — обращаюсь я к духам предков. Я приветствую их больше из почтения к матери.

— Спасибо, — отвечает Думисани и несколько раз чихает. — Мой длози — дух моего предка — уже рассказал мне о тебе. — Сангома многозначительно покачивает новеньким айфоном. — Он говорит, ты не по своей воле пришла сюда.

— Вот не знала, что предки умеют посылать эсэмэски!

— Нет, он мне звонит. Духам легче общаться с помощью техники. Она не такая засоренная, как человеческие головы. — Как бы в подтверждение он стучит пальцем по голове. — Они по-прежнему больше всего любят реки и океаны, но информация тоже похожа на воду — духи могут передвигаться по ней. Вот почему нам всем становится нехорошо рядом с вышками сотовой связи.

— А я думала, это от радиации… — Понимаю, что веду себя оскорбительно, но ничего не могу с собой поделать. — Значит, в мире духов есть своя компания сотовой связи? Интересно, какие у них тарифы? Готова поспорить, они часто звонят за счет вызываемого абонента!

— Замолчи, сестра! Ты очень циничная, хотя у тебя есть шави. Что бы сейчас сказала твоя мать?