Книга Повеса с ледяным сердцем - Маргерит Кэй

— Ну, в действительности она…

— Нет, надо будет найти тебе жилье в Лондоне, пока не вернутся твои родители. Ясно, что тебе нельзя жить у меня. Хотя меня так и подмывает предложить тебе такой вариант, понимаю, это непристойно.

Рейф нахмурился, постукивая пальцами по одеялу.

— Придумал! — Как это раньше не пришло ему в голову? — Я нашел идеальный выход.

— Какой именно? — Снова появилась надежда, смутная надежда, вспыхнувшая, точно огонек свечи, подхваченный сквозняком. — Что ты придумал, Рейф?

— Моя бабушка.

— Твоя бабушка? — Лицо Генриетты вытянулось. — Какое отношение твоя бабушка имеет ко мне?

— Ей пошел уже девятый десяток, и, по-моему, она очень истосковалась по обществу.

— Мне кажется, она не из тех, кому нужна собеседница, — с сомнением отозвалась Генриетта, мысленно составив довольно точный портрет вдовствующей графини. — И даже если бы она в этом нуждалась, я не понимаю, какое отношение это имеет ко мне.

— Генриетта, не будь такой бестолковой. Я думаю, ты станешь для нее идеальной собеседницей. Вы обе высказываете свои мнения без обиняков, к тому же не лезете за словом в карман. Большую часть года моя бабушка живет в Лондоне. Я мог бы навещать ее чаще… как-никак, единственная близкая родственница, — говорил Рейф, все больше увлекаясь этой мыслью. — Хотя бабушка в преклонном возрасте, она страшно независима и гордится тем, что все время получает приглашения на разные мероприятия. — Он так увлекся своей затеей, что не обратил внимания на полное ужаса лицо Генриетты. Та стала догадываться, что именно он предлагает ей. — Ты не будешь привязана к ее юбке, у нас с тобой будет много времени для наших… наших… для того, чтобы бывать вместе. Тебе надо будет познакомиться, с Лондоном, — заключил Рейф, довольный собой. — Разве не здорово, что я возьму на себя роль твоего наставника? Ну, что скажешь?

Генриетта ничего не ответила, не веря тому, что услышала. Плохо она разобралась в его характере. Он предлагал то, что выглядело как непристойный намек. Гнусное предложение. Ничем не отличалось… от того, что мог придумать повеса!

— Генриетта. Что ты думаешь?

— Даже не знаю, что и думать, — ответила она, моля Бога, чтобы Рейф сам сказал что-нибудь, чтобы она разуверилась в своих мыслях о нем.

— Я не хочу отпускать тебя. Пока не хочу. Ты мне стала… Генриетта, ты должна знать, что не безразлична мне. Я тоже думаю, что не безразличен тебе.

Генриетта уставилась на него, ничего не понимая. Рейф понятия не имел, как она любила его. Совсем ничего не понимал. Как это она недооценила его — ведь он изо всех сил стремился обуздать свои чувства. Предупреждал ее. Она сама во всем виновата.

— Генриетта?

— Ты хочешь, чтобы я стала твоей любовницей?

— Нет! Я бы не посмел…

— Тогда что же ты предлагаешь?

— Я всего лишь хотел… я хочу… я подумал, что тебе хочется… — Рейф пригладил волосы и помрачнел. Все шло не так. — Я просто хочу, чтобы это не кончалось.

— Что — это? — строго спросила Генриетта.

Она и не догадывалась, сколь высоко взлетели ее надежды. Теперь они стремительно рухнули.

— Неужели ты подумал, что я не догадаюсь, чего ты хочешь, если облечешь свои мысли в другие слова? Неужели думаешь, что я так низко ценю себя и приму такое предложение, не говоря уже о том, как ты относишься к своей ничего не подозревающей бабушке, в доме которой продолжится наш роман.

— Генриетта, ты все исказила. Я лишь хочу…

— Чтобы я оказалась под рукой, когда тебе вздумается утолить свою жажду. — Она с горечью прервала его, прибегая к языку романов, издаваемых «Минерва пресс» и ставших ей опорой для подобного разговора.

— Как отвратительно ты выразилась.

Генриетта спрыгнула с постели, подняла сорочку с пола и надела ее через голову.

— Ты сделал отвратительное предложение.

Неужели? Он не это имел в виду. Хотя теперь понимал, что неудачно выразился, но, черт подери, у него не было времени думать. Почему она такая придирчивая? В нем поднимался гнев, приправленный горечью и страхом. Рейф не мог потерять ее. Отбросив простыню, он подошел к ней и хотел обнять, но она оттолкнула его.

— Черт подери, Генриетта, что плохого в том, что я ищу способ, как нам проводить вместе больше времени?

— Нет! Я не позволю тебе…

— Что? Уговаривать тебя? Вынуждать? — Его гнев, подогреваемый недовольством, вырвался наружу. — Я никогда…

— Нет, ты этого не делал. Никогда. Ты совершенно прав, — призналась Генриетта, непокорно наклонив голову, ее локоны рассыпались по плечам. — Во всем виновата я. Я подумала, что ты… что я… я подумала… — Она умолкала и тяжело дышала.

— Генриетта, не можешь же ты так просто?..

— Нет! Оставь меня в покое. Прошу тебя. Я просто не могу. — Генриетта налила себе в стакан воды из графина, стоявшего возле кровати, и медленно отпила несколько глотков, пытаясь успокоиться. Рейф не виноват. Виновата она. Она не слушала его. Но не слушала, потому что не хотела слушать. — Какой же я была идиоткой, — пробормотала она.

Рейф уже натянул бриджи. С обнаженной грудью, все еще блестевшей от пота после любовных утех, с волосами, стоявшими дыбом, он выглядел чертовски привлекательно. У Генриетты душа болела за него. По глазам было видно, что он смущен, обижен и сердит. Еще в них горела страсть.

В какой-то миг Генриетта вдруг решила принять предложение. Она подумала, не отказаться ли ей от своих принципов, ради того чтобы не расставаться с ним. Пройдет некоторое время — дни, недели, возможно, даже месяцы, прежде чем она надоест ему, — и любовные утехи останутся лишь в воспоминаниях. Генриетта покачнулась, но тут же выпрямилась. Так не пойдет. Она не будет счастлива, думая, что их отношения неправедны. Одно дело — заниматься любовью, лелея надежду. Но она не могла представить любви без надежды. И не запятнает свою любовь, продавая ее. Не допустит унизительных отношений. Даже с ним.

Ей оставалось лишь уйти. Вот так надежды разбились о действительность, и это причинило боль. Она чувствовала себя героиней романа от «Минерва пресс». Ей не хотелось отказывать ему, но она должна поступить именно так. Ради себя.

— Рейф, я не могу.

И он понял, что она не шутит. В ее голосе звенели стальные нотки — предмет его восхищения.

— Можно спросить, почему ты так решила?

— С меня достаточно.

— Генриетта, представь, это больше, чем я обещал кому-либо с тех пор, как…

— Знаю, — ответила она. — Знаю, что больше. Но мне этого недостаточно.

— Дело в моей репутации?

Генриетта покачала головой:

— Нет. Мне бы хотелось, но я не могу ничего поделать. Если бы я думала, что ты… любишь меня, полюбишь меня серьезно, тогда совсем другое дело. Я не могу ничего поделать, и я… я… люблю. Слишком люблю, чтобы согласиться на что-либо другое. Мы принадлежим разным мирам. Впрочем, мы всегда знали это, но забыли на время. По крайней мере я забыла. — Слезы жгли ей глаза, она сдерживала их. У нее осталось лишь чувство собственного достоинства, за которым она и укрылась. — Извини меня.