Книга Убей, укради, предай - Фридрих Незнанский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
"У Марины когда-то был воздыхатель Дмитрий Балабанов, которого она поматросила и бросила. Кажется, он был ее первым любовником. Кажется, ему она предпочла Кулинича, а Балабанов после этого спился.
В России продаются спички с таким названием. Где-то в Балабаново или в Балабанове их изготавливают. Знамениты они тем, что практически не горят, хотя именно для этого, по сути, и предназначены. Недавно увидел на НТВ антирекламу: русский партизан заложил бомбу под рельсы и пытается поджечь бикфордов шнур. Спички ломаются – одна, потом вторая, третья. Четвертая пшикает, но так и не загорается. Подходит немец, берет у него из рук спичечный коробок, смотрит на него, отдает обратно, разворачивается и уходит. Реплика немца: «Балабаноф?! Дафай, дафай!»
К чему это я? А к тому, сколько таких Балабановых она оставила за собой? Которые уже не горят…"
Ну ничего, я-то всегда найду местечко поглуше. Залягу в джунглях – хрен кто достанет!
Вот и залег…
Итак, если этот Балабанов вообще существует и еще жив, то из него можно кое-что выудить. К примеру, кто такой Кулинич? Не он ли и является, собственно, супругом Митиной?
– Ну, как у нас успехи? – Турецкий с утра заехал к Семаго в МУР.
– Можно сказать, успехи есть. И даже много.
Семаго медленно прошествовал к сейфу, долго скрипел проржавленным замком, ковырялся в груде бумаг, давая Турецкому медленно созреть для восприятия успехов, и, наконец, вытащил лист бумаги с мужским портретом.
– Лицо треугольное, подбородок маленький, совершенно немужественный, – прокомментировал Турецкий, – губы тонкие, лоб широкий с большими залысинами, глаза глубоко посаженные, волосы зачесаны назад, темно-русые. Никаких особых примет: уши не оттопыренные, нос не сломан, бородавки, шрамы, родимые пятна отсутствуют. И это наш подрывник?
– Главный подозреваемый на роль подрывника, – поправил Семаго. – Этот тип был в офисе Чеботарева утром десятого, задолго до приезда Степан Степаныча.
– В качестве сантехника или электрика?
– Почти сантехника – мастера по теплосетям. Всю прошлую зиму тамошние сотрудники страдали от жары, поскольку радиаторы у них с какой-то не в меру повышенной теплоотдачей, и в преддверии новой зимы было решено что-то с этим делать. Вызвали соответствующую службу, мастер пришел десятого в шесть утра, чтобы до начала рабочего дня успеть врезать в трубы дополнительные краны, отрегулировать воздухосброс…
– Подожди, резать трубы – это же нужна сварка? Баллоны или кабели с компрессором. Он что, один все это приволок?
– Сварка не нужна – трубопровод пластиковый и инструменты для его монтажа помещаются в не очень большой чемодан.
– Ладно, бог с ней, со сваркой, – махнул рукой Турецкий, – почему этот тип всплыл только сейчас, мы что его не проверили?
– Проверили, но не его, – обстоятельно объяснил Семаго. – Он предъявил охране наряд-заказ из фирмы «Моспласт», очень похожий на настоящий, по крайней мере, у охранника подозрений не возникло. Мастера действительно вызывали, и именно из фирмы «Моспласт». Когда мой человек одиннадцатого позвонил в эту контору, там ответили, что у них на самом деле был заказ, который был выполнен именно вчера, то есть десятого. Все. Мне доложили, я уяснил и забыл. А оказывается, что мастер из этого «Моспласта» приходил хоть и десятого, но вечером. Чеботаревская секьюрити, видите ли, визитеров не регистрирует, а смена была уже другая. Тот охранник, который впустил нашего парня утром, не знал, что был еще один вечером, и, наоборот, вечерний охранник не знал про утреннего мастера.
А вчера подоспели результаты экспертизы по замкам, пальчикам и прочему – и выяснилось, что замки в приемную и в кабинет Чеботарева очень недавно открывали неродным, плохо выточенным ключом, явно сделанным со слепка. Естественно, опросили охрану повторно, тут и всплыл наш подозреваемый. В «Моспласте», как нетрудно догадаться, человек с такими приметами не работает. В то утро его видели две уборщицы и охранник, который его впустил. А портрет соответственно плод их совместных творческих усилий.
– Остальным портрет показывали?
– Конечно, никто его не опознал. Остались только Чеботарев и его секретарша, понадеемся на них. Можно, конечно, прошерстить все мастерские по изготовлению ключей, но это нам тоже ничего не даст, там паспорт предъявлять не надо.
– А что мы еще про него знаем?
– Рост примерно 167– 170, худощавый, на вид от 35 до 40, был без униформы, в хэбэшной куртке темного цвета и кепке.
– Можно, конечно, объявить в розыск, но, скорее всего, в Москве его уже нет – нежится где-нибудь на Канарах.
– Или на кладбище, – добавил Семаго.
– Может, и на кладбище, – согласился Турецкий, – один черт. Мы слишком долго телились.
Турецкий подвинул к себе телефон и позвонил в ЦКБ. К Чеботареву все еще никого не пускали, а его секретарша Цветова чувствовала себя намного лучше, правда, общалась с врачами пока только жестами или записками.
Ну по крайней мере с секретаршей нужно поговорить, хотя Чеботарев, конечно, уже достал.
Турецкий набрал Меркулова, и, как это ни парадоксально, Константин Дмитрич пребывал на рабочем месте.
– Костя, когда я смогу допросить Чеботарева?! – возмущенно поинтересовался он.
– Как только – так сразу, – ответил Меркулов. – Немедленный допрос Степан Степаныча противоречит интересам государственной безопасности.
– Это кто такое придумал?
– Кто придумал, не знаю, а генерального в приватной беседе об этом уведомил начальник Администрации президента. Еще вопросы есть?
– Нет. – Турецкий швырнул трубку на рычаг. – Можно подумать, мне больше всех нужно!
Цветова сидела в кровати, опираясь спиной на подушки. Лицо ее заметно перестало быть пепельно-серым, и вообще выглядела она гораздо лучше, чем в прошлый раз.
– Вы меня больше не боитесь? – улыбнулся «важняк».
Она удивленно посмотрела на него, но, похоже, так и не вспомнила.
– Я Турецкий, из Генпрокуратуры. Врачи сказали, что мы можем немножко поговорить.
Он подал Цветовой блокнот и карандаш, а сам уселся поближе, чтобы сразу видеть ее ответы.
– Сейчас я покажу вам портрет одного человека, которого вы, возможно, видели в офисе или где-то рядом, может быть, он приходил давно… В общем, посмотрите внимательно.
Турецкий положил портрет подозреваемого ей на колени. Ее глаза заметно округлились и испуганно уперлись в «важняка».
– Вы его знаете? – обрадовался Турецкий.
«Мы», – карандаш надолго замер и наконец выдал дрожащие буквы: «встречались».
Тщательно подбирая слова, Турецкий уточнил:
– «Встречались» в смысле «сталкивались» или в смысле «у вас было что-то личное»?
