Книга Далекий звон монет - Андрей Дышев

– Ну, блин, ты даешь, Вацура! – произнес он, посмотрев на трупы. Затем вошел в комнату, вытащил из кармана платок и, накинув его на револьвер, поднял еще теплое оружие.

– Выходи! – добавил он с порога. – Поговорим.

Я вышел вслед за Цончиком на балкон. Внизу журчал и щебетал зимний сад. Цвета морской волны попугайчик пролетел мимо моего лица, едва не задев мой нос крылом.

– Идем, идем! – поторопил меня Цончик, видя, что я задержался на балконе, не в силах совладать с нахлынувшей на меня песней жизни.

Мы спустились вниз. Под ветвью пальмы стоял белый пластиковый стол. На нем – зеленые ракеты бутылок шампанского, колба для льда и бокалы. За столом, откинувшись на спинку и закинув ногу на ногу, сидел вьетнамец. Увидев меня, он сузил глаза, натянуто улыбнулся и кивнул на стул:

– Садитесь, господин Вацура.

Цончик опустился на стул рядом с вьетнамцем, придвинул ему «сентинел» в платке и стал цедить шампанское, время от времени подливая себе из бутылки.

– Больно? – поинтересовался вьетнамец, скользнув взглядом по моему плечу.

– Не очень.

– Ну и хорошо, – кивнул узкоглазый. – Я все равно не смог бы тебя перевязать. Это рушило бы наш сценарий. Максимум через час ты должен покончить жизнь самоубийством.

И он, аккуратно развернув платок, многозначительно посмотрел на револьвер.

Глава 22

Цончик плеснул мне в бокал шампанского.

– Надо в последний раз поухаживать за своим двойником, – сказал он, вынимая при помощи пластмассовых щипчиков кубик льда и опуская в мой бокал. Я не притронулся к нему.

– Может, налить тебе водки? – спросил вьетнамец.

Я отрицательно покачал головой.

– Он переживает, – усмехнулся Цончик. – Грохнул двух своих друзей.

– Правильно сделал, – кивнул вьетнамец и поджал тонкие губы, окруженные глубокой складкой, и глаза, похожие на два черных солнца, почти зашедших за горизонт, стали холодными и жестокими. – Всех, кто перестает быть верным тебе, надо уничтожать. И тогда тебя никто и никогда не предаст. Золотое правило, Вацура.

– При первой встрече Влад, конечно, производил серьезное впечатление, – сказал Цончик, играя бокалом. – Но только при первой встрече. Потом только дурак мог верить в его благородство и верность.

– А на меня он и при первой встрече не произвел впечатления, – сказал вьетнамец.

– Знаешь, когда я понял, что он фуфло? – спросил меня Цончик. – Не тогда, когда подложил тебе кейс с бомбой. А когда мы задержали его по совершенно пустяковому поводу – за нарушение правил временной регистрации в Москве. Он чуть не обгадился от страха и сразу же рассказал Тарасову, что знает женщину, которая хранит у себя дома несколько килограммов золота, добытого незаконным путем. А потом я узнал, что Анна была едва ли не его невестой… Нормально, да?

Они не боялись говорить мне правду. Для них я был уже покойник. Человеку, который вычеркнут из жизни, как лучшему другу, можно доверить самые сокровенные тайны.

– Смотри, как глазки у Вацуры заблестели, – сказал вьетнамец, кивая на меня. – Интересно, правда? Хочется узнать, как мы вас всех облапошили, да?

– Хочется, – ответил я и облизнул пересохшие губы.

– Влад хоть и сволочь, но он не знал, что Анну мы взяли неделей раньше и, конечно, не по его наводке, – продолжал Цончик. – Как только она приехала из Закарпатья, Тарасову сразу же сообщили о крупной контрабанде золота. Но Владу мы не сказали, что Анна давно у нас в руках, сделали вид, что слышим о золоте впервые. Решили, пусть человек до конца жизни помнит, что он предатель… Жизнь, правда, оказалась у него короткой.

– Значит, Влад здесь вовсе ни при чем? Не по его наводке вы Анну взяли? – ужаснулся я. – Тарасов говорил мне, что она в колонии. Зачем он лгал?

– А Тарасов вообще очень лживый мужик. Он всегда хочет казаться лучше, чем есть на самом деле, и красуется даже тогда, когда вымазан дерьмом с ног до головы, причем все это видят, – ответил вьетнамец. – Мой покойный шеф именно за это качество презирал его. Кроме того, про колонию он соврал для того, чтобы набить цену за свои услуги. Из чулана вызволить намного проще, чем из колонии. Но обставил он все довольно ловко.

– У него были на руках все документы, – продолжал Цончик, подливая себе в бокал. – К ней пришли люди в милицейской форме, представили разрешение прокурора на обыск, нашли среди посуды пистолет, зафиксировали все это при понятых в протокол – словом, не придерешься.

– Золото, естественно, при понятых не находили? – спросил я.

– Естественно, – закивали головой Цончик и вьетнамец.

– Понятыми были я да Нгуен, – сказал Цончик, кивая на вьетнамца. – А обыскивал квартиру Павел Григорьевич. И золото перешло в руки тех, кто наделен большей силой и властью.

Он был страшным циником, этот бывший омоновец, похожий на индейца. Поднявшись со стула, Цончик подошел к тяжелому, покрытому искусственным мхом фундаменту водопада, присел возле него, потянул за выступ и открыл маленькую дверку. Просунул внутрь руку и вытащил оттуда один за другим два мешочка, в каких школьники носят сменную обувь.

– Ты хоть раз видел эти солнечные слезки? – спросил он, водружая мешки на стол. Сунул руку в один из них, пошарил там с загадочным видом фокусника и выудил монетку. Как шайба по льду, она заскользила по столу и остановилась рядом с моей рукой.

– Один прокол был у Тарасова, – сказал вьетнамец. – Он совсем не умел делиться.

– Жаба задушила, – пояснил Цончик. – Нам досталась самая тяжелая работа, а получили мы – гроши… Будь другом, верни монетку. Она тебе совсем ни к чему.

– В общем, решили мы все переиграть и поделить золото Анны по справедливости, – перехватил эстафету вьетнамец. – Надо было решить две задачи. Первую: найти, где наши шефы хранят свои доли. И вторую: незаметно очистить тайники. Тут выяснилось, что у нас появился конкурент, и мы, чтобы не открывать Америку, воспользовались старым добрым правилом: кто нам мешает, тот нам и поможет.

– Ты говоришь про Вику? – спросил я.

– Про нее, милую, про нее! – кивнул Цончик. – Вика напоминала мне старуху у корыта из сказки Пушкина. Пределов ее алчности не было. Она мечтала просто подавиться золотом!.. – Он взглянул на вьетнамца: – Сколько раз она приезжала к Жоржу?

– Я уже со счета сбился, – ответил Нгуен. – Почти каждый день между двумя и шестью часами вечера. Выйдя из машины, она сразу кидалась в объятия Жоржа и, не дойдя до дверей, начинала сбрасывать с себя одежду. Жорж, тупица, совсем потерял голову. Она вила из него веревки, и я уверен, что это была ее идея – ограбить дачу Тарасова, немедленно развестись с мужем и уехать вдвоем с Жоржем за границу.

Нгуен потянулся за новой бутылкой, открыл ее, выстрелив пробкой в потолок, и налил себе, кажется, первый бокал.