Книга Маркиз и Жюстина - Олег Волховский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Средство!
Док расхохотался.
– Да это обыкновенный кофеин! Кстати, рискованное дело. В следующий раз с твоей сабой это может не пройти.
Господин побледнел, у меня екнуло сердце.
Док открывает шкатулку, вынимает пузырек, и он, словно случайно выскальзывает у него из руки и падает на пол. Звенит стекло, блестят в свете настольной лампы мокрые осколки.
– Ах! Какая жалость! – воскликнул Док.
– Сволочь! – сказал Маркиз и зашагал к выходу. – Пошли, Жюстина!
Я наскоро оделась и поспешила за ним. Он ждал в дверях. Взял за руку, вывел на улицу. Там коротко бросил:
– Ты будешь наказана!
И не проронил ни слова больше.
Знал бы он, какой сладостью прозвучало для меня слово «наказание»!
Возле дома шепчу:
– Прости меня!
– Прощение возможно только после наказания, – цитирует он Кодекс рабыни.
Нас ждет Кабош. На кухне, на табурете, стоит ведро с водой, из которого торчат тонкие палочки без коры.
– Маркиз! – взмолилась я. – Ты же знаешь, что я терпеть не могу розги!
– А наказание не для того, чтобы кайф ловить.
– Кабош будет меня пороть?
– Нет. Мэтр здесь в качестве врача. Чтобы я часом не запорол тебя до смерти. Раздевайся, раздевайся! Чего стоишь?
Ударов было сорок, как в иудейской традиции. До крови Маркиз не бил, но синие полосы остались. На следующее утро я имела удовольствие любоваться ими, глядя на себя в зеркало. Некоторый извращенный кайф я все же словила. Я была к этому подготовлена «путешествием» в запруженный флагеллантами средневековый Реймс.
Телефон Небесного Доктора мы нашли в записной книжке Маркиза, конфискованной во время обыска. Номер записан под двумя буквами «Н.Д.».
Я позвонил.
– Извините, вы набрали несуществующий номер, – сказал женский голос.
Подумал, что ошибся, позвонил еще.
– Извините, вы набрали несуществующий номер.
В общем-то, ничего удивительного, номер телефона можно быстро сменить при наличии-то денег. Этот их Небесный Док слышал, конечно, о деле Маркиза и решил залечь на дно.
– Придется ехать, – сказал я Сашке.
Адрес у нас был, его обнаружили в записной книжке Ольги Пеотровской. Удивляло одно мелкое несоответствие: в записной книжке указан тридцать первый этаж, а в дневнике – тридцатый. Наверное, описка. В крайнем случае, проверим оба.
Ультрасовременная сияющая башня на охраняемой территории со сквером у подножия, отдельной диспетчерской и бухгалтерией. Пожилой консьерж (не иначе бывший профессор) смотрит подозрительно, но после предъявления удостоверений в недра башни пускает.
Идем по пушистому ковру, мимо живых пальм и раскидистых монстер к шикарной двери в облицованной мрамором стене. За дверью – всего лишь бухгалтерия.
– Нам нужны сведения о жителях тридцатого и тридцать первого этажей.
Девушка за компьютером удивлена.
– В доме тридцать этажей.
Ну как я и думал, описка.
– Тогда тридцатого.
Вручает распечатки фамилий владельцев – смотрю их уже в лифте. Насчет количества этажей бухгалтерша не обманула. На панели лифта (не иначе черного дерева) только тридцать кнопок.
В пентхаусах живут семьи, ни одного одинокого молодого человека. Впрочем, из того, что Небесный Доктор принимал Ольгу один, еще не следует, что он и живет один. Мало ли, мама в Париж уехала. К тому же регистрация далеко не всегда совпадает с реальным положением дела.
Поднялись на этаж. Я поискал номер квартиры, указанной в записной книжке Пеотровской.
– Мать!
– В чем дело? – спросил Сашка.
– Нет такого номера! Самый большой номер – сто пятнадцать. В записнухе – сто восемнадцатый!
– Может, пятерка так написана?
– Хрен его знает! Может.
В квартире номер сто пятнадцать обитает строгая пожилая дама, явно из бывших. Про себя я окрестил ее «генеральшей».
– Мы буквально на десять минут, госпожа… – Я взглянул в бумажку. – Шацкая. Только поговорить.
Она с отвращением взглянула в наши удостоверения, но в квартиру пустила.
Никакого намека на китайщину, скорее апартаменты напоминают дворец графа Шереметева: стулья с гнутыми ножками, стены, обтянутые шелком, и старинные вазы.
– Госпожа Шацкая… Константин Шацкий – это ваш сын?
– Муж.
Я вздохнул. Явно пальцем в небо! Небесному Доктору вряд ли больше тридцати пяти. Но все же продолжил:
– Интересуется Китаем?
– Нет, никакой ерундой он не интересуется. Он президент строительной фирмы.
– У вас есть сын?
– Дочь. Живет в Лондоне.
– Понятно… Возможно, у нас не совсем верный адрес… Нас интересует мужчина тридцати-сорока лет, несколько лет проживший в Китае, любящий восточную культуру, возможно, окончивший Институт Стран Азии и Африки. Не знаете такого?
Упоминание элитного вуза, видимо, вызвало в душе «генеральши» толику уважения, и она честно задумалась.
– Нет, молодой человек, такого не знаю.
– А над вами кто живет? – как ни в чем не бывало, спросил я.
– Над нами чердак и крыша с солярием. Слава богу, смотрит охрана – бомжей нет!
Осмотр чердака и солярия, естественно, ничего не дал.
– А может, она выдумала все? – предположил Сашка уже в машине.
– Кто?
– Пеотровская. Скучно ей было в банке работать с ее темпераментом, вот и выдумывала про всяких Небесных Докторов.
Я покачал головой. До сих пор все написанное Ольгой в дневнике неизменно подтверждалось. Можно, конечно, у Маркиза спросить, но я почти не сомневаюсь, что снова нарвусь на его наглое «не помню!».
Сподвигнуть Маркиза на очередное «путешествие» оказалось не таким уж трудным делом. После визита к Доку и наказания розгами я чувствовала себя практически не хуже, чем до. Кабош посмотрел, померил давление и подтвердил.
Мы попросили Кабоша приехать, если он не дозвонится нам в течение полутора суток. Он ругался, отговаривал, но приехать обещал, если уж мы «такие идиоты».
Наблюдая, как Маркиз раскладывает иглы, я поняла, что была еще одна причина его сговорчивости. Мой побег к Доку возымел действие – теперь Маркиз боялся меня потерять.
