Книга Автомобиль Иоанна Крестителя - Елена Басманова

– Хорошо ли читать чужие письма? – спросил доктор, которому с каждой минутой все больше не нравилось происходящее.

– Погодите, милый доктор, – прервала его Мура. – Здесь ничего личного. Перевожу: «Мон ами, благодарю вас за присланные документы и выражаю уверенность в том, что ваши заслуги будут по достоинству оценены магистром… Чаша Грааля должна быть полна знаний… Высший рыцарский совет Царьграда награждает вас за блестяще проведенную операцию крестом в петлицу…. Ваш брат Бертло».

– Бертло известнейший ученый, – воскликнула Елизавета Викентьевна. – Но как он оказался в Царьграде…

– Это я так перевела, мамочка, – вздохнула Мура. – Здесь написано – в Базеле. Базель – Василий, а Василий и означает – царь, значит Базель – Царьград.

– По-твоему, Константинополь – это тоже Базель? – с опаской спросила Елизавета Викентьевна. – Вас этому на курсах учили?

– Чушь какая-то, – подала голос Брунгильда. – Константинополь в Швейцарии?

– Меня больше интересует адресат письма, мсье Бертло, – сердито заметил доктор. – Письмо надо вернуть по назначению. Нехорошо. Может быть, он его ищет.

– Конечно! – Мура всплеснула руками. – И он может в любую минуту явиться сюда! У вас есть оружие?

– Зачем вы меня пугаете? – Доктор вскочил в возмущении, тем более что старик полез проверять свой карман. – Неужели из-за этой бумажки адресат устроит перестрелку с беззащитными женщинами?

– Устроит, устроит! – уверенно заявила Мура, пряча заветный листок в складках лифа. – И запомните хорошенько, мы ничего не видели и не знаем, у нас ничего нет. Отпираемся как можно убедительней.

– Но зачем? Зачем? – возопил доктор Коровкин.

– Мы не знаем его имени! Оно здесь не указано. И он может явиться сам, а может прислать посланца…

От звука звонка из прихожей все вздрогнули. Старик вынул из кармана пистолет и вышел. Доктор онемел. Мура взяла плащ со звездой и кинула его на спинку стула. Все чинно расселись по местам и замерли.

В дверях гостиной явилась Глафира и возвестила:

– Брунгильда Николаевна, изволите ли вы принять мадемуазель Воронину?

– Мадемуазель Воронину? – переспросила старшая профессорская дочь, растерянно обводя взором домашних.

– Разреши ей войти, – зашептала Мура. – Не волнуйся.

– Проси, – хрипловато велела Брунгильда, не поворачивая головы к служанке.

Мадемуазель Воронина оказалась ладной, миловидной женщиной, полноватой для своих лет – ей было не более двадцати. Ее вишневое платье из бархатного пана украшали обильные рюшечки, розетки и модные широкие рукава с узкой манжеткой с воланом у кисти. Шляпку с высокой тульей и завязками, несмотря на позднюю осень, венчали золотистые ветви искусственного винограда – последний крик моды,

Мадемуазель Воронина подняла густую вуаль, на свежем личике блестели темные глаза, пухлые губы были ярко накрашены.

– Мадемуазель! – обратилась она чересчур громко к Брунгильде, нервно оглаживая широкие кисти, плотно обтянутые перчатками. – Могу я переговорить с вами наедине?

Брунгильда встала, выпрямилась во весь рост.

– Мне нечего скрывать от своих родных, – металлическим голосом произнесла она.

– Тогда пеняйте на себя!

– Мадемуазель! – Доктор Коровкин шагнул к наглой особе. – Извольте объяснить ваши слова!

– Она знает, о чем я! – дерзко ответила доктору мадемуазель Воронина. – Я каждый вечер играю со смертью. И соперниц я не потерплю!

– Милочка, – попыталась сгладить напряжение Елизавета Викентьевна, беспомощно взглянув на доктора и дочерей, – прошу вас, присядьте. Это какое-то недоразумение.

– Вы ошибаетесь! – парировала гостья. – Недоразумения нет. Вчера мон ами весь вечер увивался вокруг вашей дочери! Зачем она явилась туда, где ей не место? Мне не до смеха, уверяю вас, – в голосе молодой особы зазвучали визгливые нотки, – когда человек, от которого зависит мое будущее, лакомится фарфоровыми блондинками!

– Выбирайте слова, мадемуазель! – взмолилась Елизавета Викентьевна, с ужасом глядя на свою старшую дочь.

– Я не понимаю, о чем речь, – сказала Брун-гильда матери. – Здесь что-то не то!

– То! То! – разъяренная гостья бросилась к черному плащу, висящему на спинке стула. – А это что? Что это, я вас спрашиваю! Может быть, здесь, у вас, в потайном кармашке хранится и его любовная записка? Признание? Назначение свидания?

– Не трогайте, отдайте, отпустите! – Мура схватила плащ и потянула его к себе. – Там ничего нет, ручаюсь вам.

– Я хочу убедиться в этом сама! – рычала мадемуазель Воронина.

– Ладно, ладно, – уступила Мура, – только потом отдадите?

– Мне таких тряпок не надо, у меня своих полно, – прошипела эксцентричная девица.

Мура резко выпустила из рук ткань, и гостья повалилась со своей добычей на пол. Клим Кириллович, а следом за ним из-за портьеры и седобородый старик бросились к поверженной победительнице и помогли ей подняться. Злобно посверкивая исподлобья черными глазами, мадемуазель Воронина убедилась, что записок нет, и кинула плащ на пол.

– Предупреждаю, – заявила она Брунгильде. – В цирк – ни ногой. А то ненароком уроню что-нибудь с проволоки, да прямо на вашу кудрявую голову.

– Не желаете ли чашечку чая? – сконфуженно предложила хозяйка дома. – Попробуем все выяснить, разрешить недоразумение.

– Мне некогда! Я должна найти изменника! – отрезала мадемуазель Воронина. – И потом, на улице холодно, а в коляске меня ждет Сигизмуша. Так что, мерси боку.

Странная визитерша легко повернулась и выбежала из гостиной. Старик прытко кинулся вслед за ней. Мура подняла с полу злосчастный плащ и вновь повесила его на спинку стула.

– Это… это… – оскорбленный до глубины души доктор, в сознании которого клокотали самые фантастические предположения, не знал, как сформулировать вопрос. – Это и есть адресат письма мсье Бертло? Со всей этой чушью о рыцарских советах и Царьградах-Базелях?

– Доченька, прошу тебя, объясни, кого здесь искала мадемуазель?

Брунгильда покосилась на доктора.

– Не знаю.

– Может быть, она поклонница господина Скрябина? – предположил Клим Кириллович.

– Ты была сегодня ночью со Скрябиным? – испугалась Елизавета Викентьевна.

– Не помню, – пробормотала Брунгильда, пряча глаза от матери.

– Не думаю, – пришла сестре на выручку Мура. – Софрон Ильич обязательно бы узнал Скрябина, его портреты есть в каждой нотной лавке. А мадемуазель Воронина наверняка – синьорина Чимбалиони, похожа на свои афиши, и про цирк она говорила. Но кого она имела в виду. Кто ее мон ами?