Книга Убить чужой рукой - Лиза Гарднер

— Никаких собачек, — отозвался Бобби. — Я домовладелец. Но у моей жилицы есть кошки.

— Ваша жилица молодая и красивая? — подозрительно спросил Харвей.

— Пожилая женщина, она живет на пенсию.

Харвей просиял:

— Отлично. Значит, вы вроде как человек, который помогает старикам. Потом, конечно, вам зададут вопрос о ваших бывших подружках.

Бобби вытаращился на него.

— У меня их несколько, — признал он.

— Вы с ними расстались по обоюдному согласию?

— Да.

— Уверены?

Он подумал о Сьюзен. Честное слово, он не знал, что она чувствует теперь.

— Нет, — сказал он. — Не уверен.

— Вас будут расспрашивать о соседях. О давнем-давнем прошлом. О ваших предубеждениях — быть может, вы не любите чернокожих, или латиноамериканцев, или людей, которые ездят на «БМВ».

— У меня нет предубеждений, — сказал Бобби, потом замолчал, нахмурился и ощутил что-то вроде дурного предчувствия. — Я арестовал пьяного за рулем.

— Пьяного?

— В тот самый день. Парень вел джип в состоянии алкогольного опьянения, побил несколько машин и начал буянить, когда мы пытались запереть его в камере. Все показывал, какой он крутой. Я сказал ему пару слов.

— Каких?

— Назвал его сукиным сыном, — равнодушно отозвался Бобби.

Харвей моргнул.

— Да, это важно. Есть что-нибудь еще, о чем мне следует знать?

Бобби долго смотрел на адвоката. Он немного подумал и наконец решился:

— Я не хочу, чтобы в качестве свидетеля вызывали моего отца.

Харвей с любопытством взглянул на него.

— Мы не станем допрашивать его, если вы не захотите.

— А если его вызовет противная сторона?

— Это же ваш отец. Он наверняка будет свидетельствовать в вашу пользу, и они не захотят его вызывать.

— А вдруг? — настаивал Бобби.

Теперь Харвей уловил его сомнение.

— Я чего-то не понимаю?

— Я не хочу, чтобы он присутствовал в качестве свидетеля. Точка.

— Если они о чем-то знают, Бобби, — то, чего вы мне не сказали, у нас не окажется выбора.

— Может, ему… уехать из штата?

— Ему пришлют повестку. Если он не ответит на требование суда, то они возбудят против него дело.

Бобби это не понравилось.

— А если я не стану давать показания?

— Тогда вы проиграете, — откровенно ответил Харвей. — Суд будет располагать только версией противной стороны, а Гэньоны утверждают, что вы совершили предумышленное убийство.

Бобби снова кивнул и опустил голову. Он пытался заглянуть в будущее, представить, чем отзовется тот вечер, когда он, видит Бог, выполнял свой долг. Ничего светлого. Ничего приятного.

— Я могу выиграть? — негромко спросил он. — У меня есть хоть один шанс?

— Шанс есть всегда.

— У меня нет таких денег, как у Гэньона.

— Да.

Бобби пошел на откровенность:

— И у меня нет таких адвокатов.

Харвей ответил:

— Да.

— Как думаете, вы справитесь?

— Если мы сумеем добиться отсрочки дела и дождаться решения прокуратуры и если прокуратура решит, что применение силы было оправдано, тогда — да, я думаю, мы можем выиграть.

— Слишком много «если».

— И не говорите.

— А потом?

Харвей поколебался.

— Он ведь имеет право подать на апелляцию? — намекнул Бобби. — Если это всего лишь гражданский суд, значит, Джеймс Гэньон может обратиться в суд округа, затем в суд первой инстанции, потом в Высший апелляционный суд. И дело продолжат рассматривать, ведь так?

— Да, — отозвался Харвей. — Он будет предпринимать все новые и новые попытки, делать откровенно ложные выпады, а вам неизменно придется тратить время и деньги, чтобы их отразить. Но есть и свои плюсы. Я знаю нескольких молодых адвокатов, они охотно возьмутся за это дело ради практики, и еще нескольких, которые примут участие в нем ради славы. Но вы правы — это противостояние Давида и Голиафа. И учтите, Голиаф — не вы.

— Все, что нужно, — время и деньги, — пробормотал Бобби.

— Он стар, — напомнил Гэньон.

— Вы хотите сказать, однажды его не станет? — напрямик уточнил Бобби. — Да уж, оптимальный вариант — еще один труп.

Харвей не стал лгать.

— В такой ситуации, как ваша, именно так оно и есть.

Бобби поднялся и достал чековую книжку. У него всегда имелась небольшая сумма про запас. Он надеялся однажды куда-нибудь вложить ее — например, если дела у него со Сьюзен наладятся, деньги пойдут на свадьбу. Теперь он выписал чек на пять тысяч долларов и положил на стол Харвея Джонса.

Если верить адвокату, это затянется на неделю. Конечно, Бобби знал то, о чем неизвестно Харвею: если его отца вызовут в качестве свидетеля, он проиграет процесс.

— Этого достаточно?

Харвей кивнул.

— Я позвоню вам завтра в пять, — сказал Бобби, — чтобы узнать, как идут дела.

Они пожали друг другу руки, и Бобби отправился домой.

В уобурнском стрелковом тире в воскресенье днем было пусто. Бобби покатал между пальцами оранжевые губчатые затычки, сунул их в уши, потом надел защитные очки. Он принес сюда свой «смит-и-вессон» и непонятно зачем — «кольт».

Когда Бобби каждый месяц сдавал на квалификацию, он никогда не делал больше одного выстрела. Ты как следует готовишься, а потом один раз стреляешь. Так называемый холодный выстрел. Самая первая пуля идет по холодному стволу. Она накаляет его, и у каждого последующего выстрела получается своя, слегка отличная траектория.

Предполагается, что снайперу не нужен второй выстрел. Одна пуля — один труп, вот и все — и так каждый день, тренировка за тренировкой. Один «холодный» выстрел.

Теперь Бобби выложил шесть коробок с патронами, латунные оболочки позвякивали внутри. Он открыл первую коробку и принялся заряжать.

Он начал со «смит-и-вессона», с десяти футов, чтобы размяться, потом отодвинул мишень на двадцать один. Исследования говорят, что обычно полицейским приходится стрелять именно на этой дистанции, и потому ее так любят те, кто делает разметки в тирах. Бобби всегда удивляло: кто проводит подобные исследования и почему эти люди никогда не задумываются над тем, каков может быть итог злополучной перестрелки?

Сначала дело не клеилось. Худший результат в его жизни — и крайне непривычный для человека, заслужившего репутацию профи в национальной стрелковой ассоциации. Интересно, не притаился ли где-нибудь здесь частный сыщик, который на суде предъявит эту мишень в качестве улики. Он поднимет ее и покажет всем ужасающий разброс отверстий: «Взгляните, ваша честь. И этого парня полицейский департамент называет профессионалом».