Книга Кот госпожи Брюховец - Елена Басманова

– Вы думаете, за взрывом скрывается тайный смысл?

– А почему нет? – Княгиня взяла с загроможденного бумагами стола толстую книгу в кожаном переплете с золотым тиснением. – Вы, разумеется, помните Священное Писание, книгу Есфирь?

– Помню, – подтвердил доктор, – ну и что?

– А вы знаете, кто такая Елена Волошанка?

– Кажется, жена или возлюбленная какого-то русского царя...

– Ах, Клим Кириллович, Клим Кириллович, – сокрушенно вздохнула княгиня, – как можно говорить, что мы понимаем смысл событий, если не знаем своей собственной истории?

– Увы, пробелы в образовании, – развел руки доктор, – каюсь. Древняя старина не представляется мне существенной для дня текущего.

– Если бы вы сопоставили Священное Писание и русскую историю, то поразились бы. В книге Есфирь и в жизни Елены Волошанки много общего.

– Не понимаю, о чем вы? – осторожно заметил доктор. – Что между религиозными и светскими событиями существует недоступная неискушенному уму связь?

Княгиня усмехнулась:

– Размышляя о современных событиях, не исключайте интересов Церкви.

Доктор исподтишка наблюдал за выражением лица княгини, рассчитывая найти подтверждение мелькнувшего подозрения о развивающемся маразме. Вслух он мягко произнес:

– Есть и случайные совпадения.

– Совершенно верно. В истории все уже было. Поэтому именно в ней и содержатся ответы на вопросы нашего времени.

Доктор кивнул и неожиданно для самого себя, мучимый тайной мыслью о любви Муры и Эроса, спросил:

– Мне непонятна история с Менелаем. Это историческая персона или нет?

– Такой человек был, – осторожно ответила старая дама. – И что же вам неясно?

– Почему он и члены его команды, кормчий, например, похоронены не на родине, а в Египте?

– Там похоронены многие, – продолжала княгиня. – Египетская история темна. Многого мы не знаем. Князь Путятин сообщил мне, что собирается купить мумию для своей частной коллекции.

– А это может быть Менелай или его кормчий?

– Сомневаюсь, скорее всего, крокодил, как в замке Банз, у герцога Баварского, – безапелляционно заявила княгиня. – Мы, европейцы, своей тягой к историческим раритетам создали для хитроумных южных народов неплохой промысел. Арабы, греки, турки, татары – кто только не занимается одурачиванием богатых коллекционеров! Выловят крокодила, высушат, обернут в промасленные тряпки, разрисуют—и древняя мумия готова.

– Насчет мумий ничего подобного не слышал. А вот о тиаре царицы Сантафернис читал, но так и не понял, поддельная она или нет?

– Предполагаю, наглая подделка. – Княгиня брезгливо поджала губы. – Вслушайтесь: Санта-Фернис – что-то типа святая фараонша. Таких цариц смышленые египтяне вам еще тыщу напридумывают и папирусы изготовят с подтверждающими «древними списками»!..

Они поговорили еще о погоде, о комете Боррелли, о предстоящей канонизации Серафима Саровского, и доктор откланялся..

В душе у него остался неприятный осадок. Так часто бывает после длительных бесед с незаурядными личностями: мир предстает искаженным, в совершенно ином освещении и заставляет пересматривать представления, казавшиеся прежде незыблемыми.

«Получается, что по-настоящему я никому не нужен, – с горечью размышлял доктор. – Тетушка не в счет. Многолетний друг профессор Муромцев с головой погружен в исследование фтора. Мария Николаевна ведет тайную жизнь, где мне нет места. Даже княгине Татищевой я, как медик, по существу не нужен – старость ее благородна и увядание сравнимо со щемящим благоуханием».

Он брел вдоль Фонтанки. Река блестела всеми оттенками керосина, разноцветная рябь наводила на мысль о перламутровых помоях, павлиньих хвостах, нефтяных радугах. Во всех направлениях сновали пассажирские пароходы, винтовые буксиры, баржи, до самого верха груженные дровами или песком, баркасы ладожских гончаров. Тут же на береговом гранитном спуске шла бойкая торговля глиняной посудой. Доктор вздохнул, отвернулся и продолжил путь вдоль Фонтанки. Все, решительно все раздражало его: нарядные дамы, широкие буфы их рукавов, пышно взбитые плечи, обтянутые локти, перетянутые осиные талии; самоуверенные мужчины в летних белых костюмах и соломенных шляпах, их усы, эспаньолки, холеные бороды...

Унылую прогулку прервало неожиданное препятствие: у театра Суворина из пароконной фуры разгружали коробки с конторскими принадлежностями. Фура загородила проезжую часть и мешала проехать новенькому автомобилю. Водитель нервничал: привстав в открытом авто, покрикивал на грузчиков, те не решались огрызаться и с неприязнью посматривали на господина в клетчатом пиджаке, лицо которого пряталось за очками-маской. Шофер нажал на клаксон, раздался резкий сигнал – лошади рванули с места. Из-под копыт выскочил черный кот и метнулся под ноги грузчику. Грузчик потерял равновесие, тяжелый короб выпал из напряженных рук и свалился ему на ногу. Мужик взвыл громче автомобильного гудка.

Сработала профессиональная реакция: доктор Коровкин в мгновение ока стряхнул с себя морок печальных размышлений и бросился к бедняге.

С помощью грузчиков ногу вызволили из-под короба. Мужик выл в голос. Пострадавшего усадили на подогнанную фуру. Доктор Коровкин, не обращая внимания на его вопли, стянул разношенный сапог, развернул неприглядную портянку: с первого взгляда было видно, что пальцы ноги сломаны, ступня опухала на глазах.

Доктор оказал несчастному первую помощь, водитель авто, сознавая свою вину, – он нарушил неписаное правило шоферов, не пугать лошадей, – уговаривал мужика ехать в больницу, раскрыв портмоне, вытаскивал оттуда мятые бумажки.

Кот, метнувшийся под ноги грузчику, напомнил доктору Коровкину об Ульяне Сохаткиной: в его сознании черный кот неясным образом ассоциировался с посадской мадонной.

Мистическое чувство погнало доктора на Петербургскую сторону. Он кликнул извозчика. Лошадь мелкой рысью затрусила по мостовым...

Фрол Сохаткин сидел в благодатном тенечке, на лавке, недалеко от ворот своего жилища. Он хмуро смотрел на соскочившего с пролетки доктора.

– Напрасно спешить изволите, – сказал он угрюмо, – нет девки дома. Васька-Кот свистнул, так и побегла. Ни дать ни взять – драная кошка.

– Куда она отправилась? – Доктор был преисполнен решимости. – Как она себя чувствует?

– Свербит у нее в одном месте, вот как. – Фрол злобно сплюнул. – О дите своем даже не вспоминает.

– Где ее можно найти? – Доктор не отступал.

– А не боитесь, мил человек, ножичка под ребро или удавочки? – Старик покачал головой. – Не вяжитесь с ней, пропащая девка. До добра не доиграется.

«Тогда можете считать ее покойницей», – всплыли в сознании Клима Кирилловича жестокие слова следователя Вирхова.