Книга Тайна Найтингейла - Филлис Дороти Джеймс

— Знаете, они не все такие. Возьмите, к примеру, мистера Молрави, нашего хирурга-офтальмолога. Он напоминает мне садовую соню. Каждый вторник он приходит утром и пять часов стоит в операционной, не говоря лишних слов, подергивая усиками и ковыряясь тонкими лапками в глазах сменяющих друг друга пациентов. Потом благодарит всех по протоколу, включая самую младшую операционную сестру, снимает перчатки и опять уходит любоваться своей коллекцией бабочек.

— Да, в общем, скромный старикан.

Она посмотрела на него, и опять он заметил, как в ее взгляде мелькнуло презрение, отчего ему стало неловко.

— О нет! Вовсе не скромный. Просто он разыгрывает другой спектакль, только и всего. Мистер Молрави точно так же убежден, как и мистер Кортни-Бриггз, что он замечательнейший хирург. Они оба тщеславны в профессиональном смысле. Тщеславие, мистер Далглиш, такой же неискоренимый порок всех хирургов, как прислужливость — всех медсестер. Я еще ни разу не встречала такого преуспевающего хирурга, который не был бы убежден, что он стоит лишь на одну ступеньку ниже Всемогущего Господа. Они все заражены высокомерием.

И, немного помолчав, она спросила:

— Разве то же самое нельзя сказать об убийцах?

— Только об одном типе убийц. Вы должны помнить, что убийство является сугубо индивидуальным преступлением.

— Разве? А я-то думала, что мотивы и средства преступлений уже наскучили вам своим однообразием. Но, конечно, вам виднее.

— Вы, сестра, кажется, совсем не уважаете мужчин, — заметил Далглиш.

— Напротив, очень уважаю. Просто не люблю их. Но нельзя не уважать тот пол, который довел эгоизм до уровня искусства. Именно в этом и заключается ваша сила — в умении целиком отдаваться тому, что вас интересует.

Не без злорадства Далглиш выразил удивление, что мисс Ролф, коль скоро ее возмущает прислужливость, характерная для ее работы, не выбрала себе какой-нибудь более мужской профессии. Врача, например. Она горько усмехнулась.

— Я-то хотела стать врачом, но у меня был отец, который не верил в женское образование. Не забывайте, мне сорок шесть лет. Когда я училась в школе, у нас не было еще всеобщего бесплатного классического образования. Отец зарабатывал слишком много, чтобы меня приняли в школу бесплатно, поэтому он должен был платить. И перестал платить, как только можно было пристойно от этого отказаться, то есть когда мне исполнилось шестнадцать.

Далглиш не нашелся, что сказать. Это признание удивило его. По его мнению, она была не из тех женщин, которые говорят посторонним о своих личных обидах, а он не льстил себя надеждой, что мог завоевать ее симпатию. Ни одному мужчине не завоевать ее симпатий. Возможно, давно копившаяся горечь обиды нечаянно нашла себе выход в этом признании, но трудно было сказать, была ли это обида на отца, на всех мужчин вообще или на ограничения и прислужливость, характерные для ее профессии.

Они уже вышли из здания больницы и шли теперь по узкой тропинке, которая вела к Дому Найтингейла. Оба не проронили больше ни слова. Сестра Ролф поплотнее закуталась в плащ и натянула на голову капюшон, как будто он мог защитить ее от пронизывающего ветра. Далглиш целиком погрузился в свои мысли. И вот так, разделяемые шириной дорожки, они шли рядом через парк и молчали.

IV

В кабинете сержант Мастерсон печатал на машинке отчет. Далглиш говорил:

— Как раз перед тем, как вернуться на занятия в училище, Пирс работала в платном отделении под началом сестры Брамфетт. Мне надо знать, не произошло ли там что-то существенное. И мне нужен подробный отчет о ее дежурстве за последнюю неделю, а также хронологический отчет о том, что она делала в последний день. Выясните, кто еще из медсестер там работал, каковы были ее обязанности, когда у нее был выходной и как она выглядела по мнению других медсестер. Мне понадобятся фамилии пациентов, которые находились в отделении, когда она там работала, и сведения о том, что с ними произошло. Вам лучше всего поговорить с другими медсестрами и изучить записи в сестринском журнале. Они обязаны вести журнал, в котором ежедневно делают записи по уходу за больными.

— Мне надо получить его у главной сестры?

— Нет. Попросите у сестры Брамфетт. Мы имеем дело непосредственно с ней, и Бога ради, будьте тактичны. У вас уже готовы отчеты?

— Да, сэр. Все перепечатано. Хотите прочесть их сейчас?

— Нет. Просто скажите, если там имеется информация, которую мне нужно знать. Я просмотрю их вечером. Думаю, напрасно ожидать, что кто-либо из наших подозреваемых имел ранее приводы в полицию?

— Если и имел, то в личных делах это не отмечено. В большинстве из них удивительно мало информации. Хотя вот Джулия Пардоу была исключена из школы. Кажется, она единственная нарушительница среди них.

— Бог мой! За что?

— В ее личном деле об этом не говорится. По-видимому, что-то связанное с приходящим учителем математики. Перед тем, как она поступила сюда, директриса ее школы сочла необходимым упомянуть об этом в рекомендательном письме на имя главной сестры. В письме нет ничего определенного. Она пишет, что проступок был совершен не столько самой Джулией, сколько по отношению к ней, и выражает надежду, что больница даст ей возможность подготовки к единственному роду деятельности, к которому она проявляла хоть какой-то интерес и способности.

— Замечательно двусмысленное замечание. Значит, вот почему лондонские медучилища не приняли ее. Я так и думал, что сестра Ролф немного слукавила насчет причин. А что насчет остальных? Кто-то был с кем-то связан до работы в училище?

— Главная сестра и сестра Брамфетт учились вместе на севере в Недеркастлской королевской больнице, прошли там акушерскую подготовку при муниципальном родильном доме и пятнадцать лет назад приехали на работу сюда, обе на должности старших сестер отделений. Мистер Кортни-Бриггз в 1946–1947 годах работал в Каире, и сестра Гиринг тоже. Он был майором Королевского медицинского корпуса, а она — сестрой милосердия военно-санитарной службы. Ничто не говорит о том, что они были знакомы в то время.

— А если и были, вряд ли можно надеяться, что это отмечено в их личных делах. Но может быть, и были. Каир в 1946 году был подходящим местом, там все друг друга знали, как рассказывают мои друзья-военные. Интересно, состояла ли мисс Тейлор на военно-санитарной службе. Такие косынки, как у нее, носили армейские сестры милосердия.

— Если и состояла, сэр, то это не указано в ее деле. Самый ранний документ в деле — это рекомендательное письмо из ее училища, с которым она приехала сюда на работу старшей сестрой. Там, в Недеркастле, они очень хорошо отзывались о ней.

— Здесь о ней тоже очень хорошо отзываются. Вы проверили показания Кортни-Бриггза?

— Да, сэр. После полуночи привратник отмечает в журнале каждую въезжающую и выезжающую машину. Мистер Кортни-Бриггз уехал в двенадцать тридцать две.

— А нас убеждал, что раньше. Надо проверить его расписание. Точное время, когда он закончил операцию, найдете в журнале операционной. Врач-стажер, который ему ассистировал, возможно, помнит, во сколько он ушел, — мистер Кортни-Бриггз из тех, кого обычно провожают до машины. Потом повторите на машине его маршрут и засеките время. Дерево, наверно, уже убрали, но, может, еще видно, где оно тогда свалилось? На завязывание шарфа он мог потратить всего несколько минут, вряд ли больше. Выясните, куда делся шарф. Доктор едва ли будет выдумывать что-то, что можно легко опровергнуть, но он довольно самонадеян и может считать, что ему все сойдет с рук, даже убийство.