Книга Шуаны, или Бретань в 1799 году - Оноре де Бальзак

— Пьер! Пьер! Пьер! — жалобно звала она, следуя по пятам за своей хозяйкой.

Покинув ошеломленных гостей, маркиз вышел из столовой и притворил за собою дверь. До самого крыльца он судорожно сжимал руку Мари, а корявые пальцы Хватай-Каравая чуть не переломили ей плечо, но она чувствовала лишь пылающую руку молодого вождя. Она холодно посмотрела на него.

— Сударь, мне больно.

Маркиз не ответил, только пристально посмотрел на свою возлюбленную.

— Скажите, за что вы хотите отомстить так же низко, как отомстила мне эта женщина? — спросила она.

Вдруг она увидела мертвые тела, распростертые на соломе, и, задрожав, крикнула:

— Честное слово дворянина!.. — и захохотала диким смехом. — Прекрасный день!

— Да, прекрасный, — повторил он, — день без грядущего утра.

Он выпустил руку мадмуазель де Верней и посмотрел долгим взглядом на это восхитительное создание, от которого почти не в силах был отказаться. Ни одна из этих гордых душ не хотела покориться. Быть может, маркиз ждал хотя бы одной слезы, но глаза у девушки по-прежнему горели сухим блеском. Он быстро отвернулся, предоставив Хватай-Караваю его жертву.

— Бог услышит меня, маркиз, он и вам пошлет прекрасный день без грядущего утра.

Хватай-Каравай, смущенный такой великолепной добычей, повлек за собою мадмуазель де Верней с осторожностью, а взгляд его выражал иронию и некоторую почтительность. Вздохнув, маркиз вернулся к гостям; он был похож на мертвеца, которому не закрыли глаза.

Появление капитана Мерля казалось гостям необъяснимым, все недоуменно смотрели на него и обменивались вопрошающими взглядами. Мерль заметил удивление шуанов и, верный самому себе, сказал с печальной усмешкой:

— Не думаю, господа, что вы откажете в стакане вина человеку перед последним его походом.

Вандейцев успокоила эта шутка, брошенная с чисто французской беспечностью, но в эту минуту вошел Монторан, бледный, с остановившимся взглядом, от которого все похолодели.

— Ну, господа, — сказал капитан, — посмотрите, как мертвый развеселит живых.

— Ах, вы здесь, дорогой мой военный прокурор! — сказал маркиз, словно очнувшись от сна, и протянул капитану бутылку гравского вина, желая наполнить его стакан.

— О нет, благодарю, гражданин маркиз. Я, пожалуй, могу захмелеть.

Услышав эту шутку, г-жа дю Га улыбнулась гостям.

— Ну что ж, — сказала она, — избавим его от нашего десерта.

— Вы очень жестоко мстите, сударыня, — ответил капитан. — Вы позабыли о моем убитом друге. Он ждет меня, а я никогда не опаздываю на свидания.

— Капитан, — сказал тогда маркиз, бросив ему свою перчатку. — Вы свободны. Вот вам пропуск. Королевские егеря знают, что не следует истреблять всю дичь.

— Хорошо! Принимаю жизнь, — ответил Мерль. — Но как бы вам не раскаяться: ручаюсь, что я сам поведу охоту на вас и не дам вам пощады. Вы, может быть, очень умны, но вы не стоите Жерара, и хоть ваша голова — недостаточная плата за его жизнь, вы лишитесь головы.

— Он слишком поторопился, — возразил маркиз.

— Прощайте! Я мог бы чокнуться с моими палачами, но не останусь с убийцами моего друга, — сказал капитан Мерль и вышел, повергнув всех в изумление.

— Ну, господа, что вы скажете о мещанских старшинах, врачах и адвокатах, которые управляют Республикой? — холодно спросил Молодец.

— Клянусь богом, маркиз, они во всяком случае дурно воспитаны, — ответил граф де Бован. — Мне кажется, этот человек осмелился сказать нам дерзость.

Внезапный уход капитана был вызван тайной причиной. Девушка, подвергшаяся такому унижению, быть может, в ту минуту была на краю гибели, а Мерль не мог забыть, как она была прекрасна, когда разыгралась описанная нами сцена, и, выходя из комнаты, думал: «Если это девка, то, во всяком случае, девка необычная, и, право, я готов жениться на ней...» Он так надеялся вырвать ее из рук этих дикарей, что, лишь только ему подарили жизнь, первой его мыслью было взять отныне Мари под свое покровительство. Выйдя на крыльцо, капитан, к несчастью, никого не увидел во дворе. Он бросил взгляд вокруг, вслушался в тишину и услышал только отдаленный грубый смех шуанов, которые пили в саду за дележом добычи. Он решился обогнуть роковое крыло замка, возле которого перестреляли его солдат, и, дойдя до угла здания, различил вдали, при слабом свете нескольких свечек, королевских егерей, собравшихся кучками. Хватай-Каравая, Крадись-по-Земле и девушки там не было. Вдруг он почувствовал, что кто-то тихонько потянул его за полу мундира, и, обернувшись, увидел Франсину, стоявшую на коленях.

— Где она? — спросил капитан.

— Не знаю... Пьер прогнал меня и велел не двигаться с места.

— В какую сторону они пошли?

— Туда, — ответила Франсина, указывая на плотину.

Капитан и Франсина заметили тогда на поверхности озера, ярко озаренного луной, человеческие тени, в одной из них различили стройный силуэт женщины, и у них забилось сердце.

— Это она! — воскликнула бретонка.

Мадмуазель де Верней, казалось, покорно стояла среди нескольких человек, которые, судя по их жестам, ссорились между собою.

— Их несколько! — сказал капитан. — Все равно, идем!

— Вы без пользы погибнете! — воскликнула Франсина.

— Ну, я сегодня один раз уже умер, — весело ответил Мерль.

И они двинулись к темному своду ворот, за которыми происходила эта сцена. На полпути Франсина остановилась.

— Нет, дальше я не пойду, — тихо воскликнула она. — Пьер мне сказал, чтобы я не вмешивалась; я ему верю. Мы только все испортим. Делайте, что хотите, господин офицер, но отойдите от меня. Если Пьер увидит меня с вами, он убьет вас.

В этот момент Хватай-Каравай вошел в ворота — позвать кучера, оставшегося в конюшне, заметил капитана, и, наставив на него ружье, крикнул:

— Святая Анна Орейская! Верно нам говорил антренский ректор, что синие продали душу дьяволу. Погоди, погоди! Ты у меня теперь не воскреснешь!

— Стой! Мне подарили жизнь, — крикнул Мерль, видя грозящую опасность. — Вот перчатка твоего командира.

— Ну, ну! До чего хитры эти привидения! А я не подарю тебе жизнь... Ave Maria![24]

Шуан выстрелил. Пуля попала капитану в голову, он упал. Когда Франсина подошла к Мерлю, она услышала невнятные слова:

— Все-таки лучше остаться с ними, чем вернуться без них.

Шуан бросился раздевать синего и бормотал:

— А хорошо, что привидения воскресают во всей своей одежде.

Капитан пошевелил рукой, словно желая показать перчатку Молодца, и, увидев этот охранный знак, шуан остолбенел.