Книга Хомячки в Эгладоре - Мария Галина

— Он как лучше хотел!

— Откуда ты знаешь, на кого он работал? Он же вывел их прямо на назгулов! Да и потом, тут уже есть один Арагорн. Сущности вообще не следует умножать без необходимости.

— Ага, — кивает Генка, — это я слышала.

— Попади сюда Арагорн, его сразу выдавило бы обратно. Или, что еще хуже, обратно выдавило бы вашего Арагорна. То-то подарочек для Арды.

— Она ничего, — корпоративно вступается Генка, — просто не обтесалась еще. Как ты думаешь, кафе у них тут когда открывается?

— Опять жрать хочешь? — укоряет Берен. Генка пожимает плечами.

— У вас, у хоббитов, всегда так. Мир в пропасть катится, а вам бы пожрать.

— Одно другому не мешает, — оправдывается Генка. Берен поднимается и, прищурившись, смотрит на солнце.

— Ладно, — говорит он, — пошли. Может, он уже там.

— Профессор? Тот самый?

— Какой еще — тот самый? Просто профессор. Специалист по оркам.

— Что за чушь! — сердится Генка, — откуда у нас специалисты по оркам? У нас таких и не готовят!

— Это еще почему? Если орки есть, их же надо кому-то изучать, верно?

Какое— то время он нерешительно мнется, потом говорит:

— Послушай, хоббит… это может быть очень опасно. Я бы не советовал тебе идти. Подожди тут, а?

— Ну уж нет, — мотает буйной головой Генка, — я тут одна не останусь! Мне страшно!

— Давно пора, — говорит Берен. — Ты права. Здесь очень страшно. Ладно, пошли.

Площадка около высотки пуста, подъездные аллеи тоже. Цветет шиповник. Асфальт весь в трещинах. На солнечном пятне высыхает дождевой червь. Генка подбирает его и аккуратно кладет в сырую траву.

— Пускай хоть кому-то будет хорошо, — говорит она.

Они поднимаются по стертым гранитным ступеням. Железная дева с книгой неприятно таращится на них со своего пьедестала. С другого боку столь же мрачно глядит металлический юноша.

Берен настороженно озирается.

— Не нравится мне это, — говорит он, — похоже на Каменных Гигантов на Андуине. А те пропускают исключительно своих.

— Эти всех пропускают, — отмахивается Генка, — а вот внутри охранники действительно наверняка пропускают только своих. По особым бумажкам, они так и называются — пропуск.

— Ты думаешь, я совсем темный? — обижается Берен.

Он деловито достает что-то из походной сумки и протягивает Генке.

— Что это?

— Эльфийский плащ. Одевайся.

— А, — говорит Генка, — так, значит, они все-таки есть?

— Есть-есть, — успокаивает Берен.

— Плащ-невидимка? Зачем это мне? Я лучше кольцо бы одела.

— Во-первых, не одела, а надела. А во-вторых, не лучше. У плащей кардинально иной принцип действия.

Плащ вообще ничего не весит и скользит между пальцами, как вода. Какого он цвета, трудно понять, кажется, серо-голубого, впрочем, когда Генка заходит в тень, отбрасываемую чугунной девушкой, плащ темнеет, — точно на воду набегает облачко.

— Плащ-хамелеон! — говорит Генка.

— В некотором смысле, — соглашается Берен, — пошли.

Гордый страж у вертушки смотрит на них и расплывается в улыбке. Он не просто отодвигается, уступая дорогу, а пытается, уважительно наклонив голову, придержать вертушку.

— Что ж это вы без охраны практически? — понизив голос, спрашивает он, когда они проходят мимо.

— Да мы по-простому, — отвечает Берен, — неофициальный визит.

Он заговорщически прижимает палец к губам, и охранник понимающе кивает.

— Чего это он? — шепотом спрашивает Генка.

— Я ж говорю — это плащ-хамелеон в некотором смысле. Охранник этот сейчас увидел того, кого он больше всего уважает.

— Кого?

— Откуда я знаю? Кто у вас тут пользуется всенародной любовью?

— Ой, — говорит Генка, — ни фига себе!

— Эльфийская магия, — пожимает плечами Берен, — они классно дерутся, эльфы, когда надо, но вообще-то это дело не любят. Они ж бессмертны — кому охота подставляться под стрелы, если у тебя впереди вечность? Так что лучшего оружия, чем любовь и восхищение предполагаемого противника, и придумать трудно!

— А Моргот? Саурон?

— Ну, на этих такие штучки не действуют. Приходится сражаться. И вербовать союзников среди людей. Тут-то плащи и пригодились.

— Слушай, — говорит Генка, — вот пакость! Это ж сколько народу они за себя положили?

— А ваши деятели разве не так? Это называется харизма. Та же магия, в сущности, только бессознательная.

Она оглядывается — охранник, кажется, уже забыл про них. По лицу его все еще блуждает тень улыбки.

— А…

— Помолчи, — говорит Берен, — дай осмотреться. Они стоят посреди огромного холла. В углу у окна автомат с пепси-колой, рядом — стойка с надписью «Почта. Телеграф. Телефон». Какая-то женщина в тренировочных штанах и с таксой на поводке что-то деловито царапает на телеграфном бланке. Еще дальше стрелки-указатели «Парикмахерская» и «Столовая». Под «Столовой» к черной гранитной колонне привинчен умывальник с подтекающим краном. Берен говорит:

— Не нравится мне это. Нехорошее место.

— Чего же ты хочешь, его ж зэки строили.

— Пленные орки?

— Типа того.

Берен достает из кармана сложенную вчетверо бумажку, разворачивает ее и, шевеля губами, читает. Потом вновь оглядывается по сторонам.

— Нам сюда.

Мигают указатели этажей. Генка разочарована — она думала, что лифты здесь тяжелые, с решетчатыми дверями и стенами красного дерева. Оказалось — обычные коробки. Бесшумные, правда.

Они возносятся ввысь с такой скоростью, что у Генки закладывает уши.

Ни фига себе, думает она, сколько же тут этажей!

Наконец двери лифта раскрываются и они оказываются на площадке, залитой солнечным светом, проникающим сквозь грязное оконное стекло. Вдали распростерся синий лесной массив, квартал новостроек, блестит лента реки… Над всем этим висит тяжелая, плотная сизая дымка.

И чем мы там, внизу, дышим? — думает Генка.

Из холла тянется угрюмый темный коридор, рядом табличка «Кафедра палеонтологии». Табличка темно-красная, с золотыми буквами. Краска на ней потемнела и потрескалась.

Из полумрака, шлепая сандалиями, деловито выдвигается девица в синем рабочем халате. Увидев Берена, она останавливается и начинает поправлять локон.