Книга Сто имён одной воровки - Леди Ирбис

задрать да ноги раздвинуть?

От услышанного горло судорожно сжалось. Интересно, как быстро Ида догадается проникнуть в шатёр, не дожидаясь, что оттуда выйдет стражник? И что успеют сотворить с Мией эти мужланы, пока товарка не сопрёт этот трижды проклятый договор? Нет уж, лучше об этом не думать.

— Эй, кудряшка, а ты между ног такая же кудрявенькая? Или правду говорят, что тарсийские пробляди себе всю волосню какой алхимической дрянью убирают? — с этими словами картиец грубо облапал её, запустил шершавую, мозолистую ладонь под корсаж и рванул с такой силой, что один из шнурков с треском порвался.

— Я закричу, — очень тихо, едва ли не беззвучно шепнула Мия.

— Ну попробуй, — картиец хохотнул, сверкнув золотым зубом, и кивнул в сторону входа в шатёр, откуда слышался шум толпы, радостные выкрики, свист и музыка, а потом схватил Мию за волосы и дёрнул так, что от боли перед глазами замельтешили чёрные пятна, а кожу словно кипятком ошпарило. Руки непроизвольно взметнулись к голове, и картиец тут же перехватил её запястья, заломил назад с такой силой, что локти Мии оказались подняты, а кисти рук прижаты к затылку. В тот же момент мужчина пнул её по ногам и толкнул так, что Мия упала бы, если бы он не держал её за руки и волосы. А так она только повалились на колени и едва ли не уткнулась носом в пах второго мужчины.

— Вишь, Криг, какая она учёная, — он рванул Мию за волосы, заставляя запрокинуть голову, и посмотрел прямо в глаза взглядом, полным ненависти и отвращения, словно смотрел не на неё, а на крысу или червяка. — Кричать ты, шкура тарсийская, не сможешь — сейчас мой друг заткнёт твой грязный рот. А вздумаешь пускать в ход зубки — и я сверну тебе шею.

— Слушай, Дорг, хватит, пусти ты её, нахера нам…

— Заткнись и доставай хуй, смотри, как она хочет тебя ублажить! — этот Дорг снова дёрнул её за волосы и встряхнул, как иногда собака встряхивает непослушного щенка, прихватывая его за шкирку. Из горла Мии вырвалось сдавленное мычание, щёку обожгла скатившаяся слезинка. Второй мужчина вроде хотел сказать ещё что-то, но махнул рукой и закопошился, развязывая шнуровку на своих штанах.

По ту сторону полотнища, едва ли не в нескольких шагах, раздался заливистый девичий смех и радостные детские крики. Интересно, что делали эти дети? Может, запускали воздушного змея или играли с солнечными капканами — вертящимися на палках колёсиками из гнутой лозы, к которым привязывали осколки зеркал, перья и яркие ленты. Краем глаза Мия заметила, как дрогнул полог шатра и Ида тенью проскользнула внутрь. Увлечённые своей забавой картийцы, так удачно отвернувшиеся от входа, её заметить не могли. На секунду Мия встретилась с ней глазами, но Ида почти сразу же отвела взгляд и метнулась к столу в глубине.

Криг, с горем пополам поборовший непослушные завязки, вывалил из штанов свой дряблый, сморщенный член, чем-то похожий на мерзковатых тварей, которых называли морскими огурцами и иногда продавали в порту. Ловят их вроде бы где-то в Тамарийском проливе, там, где тёплое Внутреннее море встречается с опасными и неспокойными водами Великого океана, а потом в полных солёной воды бочках везут на продажу. Мие они никогда не нравились, хотя кое-кто называл их деликатесом. Правда, от тех деликатесов пахло только морской водой и подгнившими водорослями, а не застарелой мочой и немытым телом.

Нет, об этом лучше не думать. Лучше уж думать о море. О морских огурцах, устрицах, угрях и тухлой салаке. О беззаботных детях, играющих на песке, о том, как солнечные лучи бликуют на водной глади. Об Иде, которая на цыпочках крадётся обратно к выходу из шатра. О чём угодно ещё, кроме склизкого отростка, елозящего по плотно сжатым губам и щеке.

— А ты кобылка норовистая, ну так мы тебя сейчас объездим. — державший её за волосы картиец свободной рукой обхватил челюсть Мии снизу и вдавил пальцы в щёки, понуждая открыть рот. Отчего-то именно этот жест поднял в ней волну опаляющей, нестерпимой ярости, смывшей и страх, и отвращение, и все другие мысли и чувства.

Корсе всё под хвост, она откусит член этого ублюдка, а потом хоть трава не расти.

Глава IV. Солейнтер. Часть III

Что произошло дальше, Мия так и не поняла. Вялый отросток картийца уже ткнулся в её против воли открывшийся рот, и челюсти уже сжались со всей возможной силой, но сомкнулись они вокруг пустоты, да так, что зубы оглушающе лязгнули. Одновременно ей в спину что-то ударило так, что весь воздух из тела вырвался в один миг, подобно вину из лопнувшего бурдюка. В каком-то смысле Мие повезло, что она стояла на коленях, и от этого удара она просто повалилась вперёд, а вот картийцев отбросило куда-то вглубь шатра. Точнее, того, что от шатра осталось. Жерди, поддерживавшие полотнище, переломились, и вся конструкция осела на землю. Одна из увесистых перекладин, похоже, приземлилась с завидной точностью — из глубины того, что только что было шатром раздался короткий вскрик и звук ломающихся костей.

— Хоть бы по черепу, — пробормотала Мия и поползла в противоположном от звуков направлении.

Пробираться под накрывшим её полотнищем было трудно, руки путались в ткани, юбки норовили закрутиться вокруг ног. Рот наполнился слюной с неприятным железистым привкусом — как видно, она всё-таки прикусила язык, но боли не чувствовала. Вдруг цепкие пальцы схватили её за лодыжку и дёрнули на себя, Мия крутанулась на бок, наугад двинула свободной ногой, под каблуком что-то неприятно хрустнуло и позади раздался булькающий вопль. Распластавшись по земле, Мия поползла вперед, недобро улыбаясь той мысли, что не зря она по утру пристегнула к сапогам железные каблуки.

Бурый полог кончился внезапно, она поднырнула под его край, сильно уперлась ладонями в землю и одним резким движением вырвалась из-под рухнувшего шатра. Правда, почти сразу ей кто-то едва не наступил на руку.

— Да что за дерьмо здесь творится?

Ей показалось, что глаза засыпало пеплом. Стоял ясный, солнечный день, но вокруг всё было серым, в воздухе парила туманная дымка, а солнце над головой расплылось в размазанную по небу серебристо-жемчужную кляксу. Пахло словно после самой сильной весенней грозы. Мия тряхнула головой и поняла, что почти ничего не слышит, — в ушах тонко, по-комариному зудело, казалось, что голову несколько раз обмотали толстым одеялом, глушащим звуки. Земля вокруг была взрыта, вырванные куски дёрна валялись тут и там. Наконец, кое-как поднявшись, Мия принялась отплёвываться