Книга Первый/последний - Тори Ру

Сама напросилась. Обеспечу тебе еще более трешовый опыт.

***

Глава 31. Эрика

Окраина исторической части города навевает тоску и тяжкие мысли о скоротечности жизни. В тени узловатых деревьев расположились покрытые мхом и плесенью особняки позапрошлого века — по окна вросшие в землю, они медленно разрушаются под натиском времен и стихий. Вдоль фасадов тянутся полосатые ленточки, предупреждающие об опасности, кое-где на асфальте валяется осыпавшаяся штукатурка. Таблички гласят, что передо мной настоящие памятники федерального значения.

— Вот это архитектура, впечатляет! У нас почти не остается таких улочек: аварийные здания либо сносят, либо до неузнаваемости реставрируют... — я в священном трепете перехожу на шепот, но Влад усмехается:

— Осторожно, здесь можно нехило получить кирпичом по башке...

Предусмотрительно отскакиваю подальше и прижимаюсь к его надежному плечу. Вероятно, мы здесь для того, чтобы найти полностью расселенный дом и нажраться в нем водки, хотя Влад и умолял избавить его от столь экзотического досуга.

— Куда мы идем? Я точно останусь в живых? — я больше не в силах усмирить любопытство, клокочущее в груди, и Влад огорошивает:

— На днюху моего деда.

На миг подвисаю и ошалело хлопаю ресницами. Это неудобно. Это чертовски неожиданно и поражает до мурашек!..

Я не рассчитывала на знакомство с семьей Влада, однако спорить не собираюсь — мне слишком интересно все, что связано с ним и с его окружением.

— А подарок? Что ему подарить? — спохватываюсь я. — Знала бы, позаботилась об этом заранее...

За углом вырастает газетный киоск с похожей на лоскутное одеяло витриной. Порывшись в кармане, Влад склоняется к приоткрытому окошку, покупает увесистый, страниц на шестьсот, сборник сканвордов и торжественно вручает мне:

— Вот. Предвосхищая твой вопрос: Князь... то есть, дед, будет поистине счастлив. Ничего дороже он все равно не примет, так что не грузись. И еще: Эрика, тебя может шокировать то, что ты там увидишь — обстановка в комнате, люди... В общем-то, большую часть времени я провожу не здесь, а в квартире отца. Но дед — тот, кого я по-настоящему уважаю. Он — моя совесть. Единственный живой человек, с которым я связан кровью.

Трухлявые стволы и заросли кустов расступаются, Влад заводит меня в просторный, воняющий жареной картошкой и аммиаком подъезд и тянет за собой на второй этаж. Мы в типичной коммуналке — подруга бабушки жила примерно в такой же, и визит к ней стал самым страшным воспоминанием моего детства. Но золотой луч, проникший сквозь грязное сводчатое окно и сетку черной паутины, шарит по стенам и освещает элементы интерьера — витые балясины, кованые решетки, лепнину на потолке, и красота, величие и благородство проступают даже сквозь слои пыли и тлена.

Ангел с огромной душой и легкими крыльями под белой ветровкой уверенно шагает впереди, и внутреннее оцепенение окончательно отпускает — если дедушка Влада хоть немного похож на него, знакомство пройдет отлично.

— Приветствую! — Влад налегает на хлипкую дверь, притаившуюся почти в самом начале захламленного коридора и вваливается в проем. Я следую за ним, и беспомощное зрение пару долгих секунд привыкает к тусклому свету.

— Влад, здорово! — собравшиеся за круглым столом люди как по команде оборачиваются и застывают с открытыми ртами. Первым отмирает мужчина в голубой отутюженной сорочке и с длинными седыми волосами, собранными на затылке в хвост. Он проворно поднимается, завороженно меня разглядывает, искренне улыбается, и я смущаюсь как школьница.

— Мое почтение... Николай Эдгарович! — он аккуратно пожимает мою руку, принимает у меня пальто и рюкзак и бережно вешает на крючок.

— С днем рождения, дед! Долгих лет. Просто будь, будь всегда, — Влад душевно его обнимает, и для меня тут же становится очевидным их сходство — на уровне мимики, жестов, взглядов. Помявшись, вручаю имениннику подарок, тот многословно благодарит и пускает скупую слезу, и Влад легонько подталкивает меня в спину:

— Проходи, будь как дома. Здесь все своего рода уникумы, с переменным успехом ищущие и теряющие себя.

Осторожно осматриваюсь: обстановка и впрямь могла бы показаться удручающей и бедной, но тут полно старых книг, антиквариата и других крутых вещей — о таком винтажном абажуре я давно мечтала, а часы с радостью повесила бы над своей кроватью...

Присутствующие мужчины и женщины представляются мне и быстро организуют место за столом. С благодарностью занимаю один из освободившихся венских стульев, Влад приносит тарелку и серебряные столовые приборы и садится справа от меня.

— Это Эрика. Моя... хорошая подруга, — объявляет он, и я густо краснею — прозвучало крайне двусмысленно, да еще и его дед, как нарочно, подливает масло в огонь:

— Владик, как же долго я этого ждал! Какая прекрасная девушка! Вы идеально друг другу подходите, разве это не счастье... — он утирает покрасневшие глаза бумажной салфеткой и до краев наполняет мою рюмку из тонкого хрусталя: — Я прошу Вас...

— Первую — до дна! — подначивает Влад, и я, словно под гипнозом, залпом выпиваю янтарную жидкость. Горло обжигает, во рту остается терпкий вкус полыни и орехов, ноги мгновенно превращаются в вату.

Серые глаза Влада насмешливо прищуриваются, и горячее дыхание щекочет кожу за ухом:

— Закусывай. И помни: ты среди профи, у них самый продвинутый уровень. Если не сможешь продолжать, моргни два раза — потихоньку свалим отсюда.

— Нет, я смогу! Во-первых, мы не будем обижать твоего дедушку, а во-вторых, я должна понять, что же такого предосудительного в состоянии опьянения! — я взвиваюсь, и Влад начисляет всем новую порцию настойки. Я жадно пью, но не потому, что желаю напиться до чертиков — его близость и неопределенность в отношениях будоражат и бьют по нервам.

***

Несмотря на разновозрастную компанию, разговоры льются рекой, темы затягивают, я с удовольствием участвую в обсуждениях, пью и ем. Всем пофиг на мой шрам, никто не вешает на меня ярлык неумной или косноязычной, я периодически ощущаю на себе внимание Влада, и от сладкого волнения поджимаю пальцы на ногах.

Молодой мужчина, назвавшийся Жорой, куда-то отлучается, и тут же из невидимой, чуть хрипящей колонки за шторой раздается культовый медляк девяностых. Николай Эдгарович встает, прикладывает ладонь к груди и кланяется, и до меня запоздало доходит, что так кавалеры приглашают на танец прекрасных дам. Влад хмурится, сражает деда гневным взглядом, откидывается на спинку стула, но я с азартом соглашаюсь и, пошатываясь, иду в центр гостиной.

Раньше я пыталась танцевать