Книга В путь-дорогу! Том I - Петр Дмитриевич Боборыкин

class="p1">— Молодцомъ распорядился вашъ отецъ, — пробасилъ хмурый полковникъ — всегда бы такъ поступалъ.

— Хорошее состояньице получили, — проговорилъ, подмигивая, толстенькій помѣщикъ. — Знаю я вашу Ольховку: кругленькое имѣньице.

— А какъ съ домомъ распорядитесь? — мягко спросилъ бѣлокурый совѣтникъ.

Всѣмъ было очень неловко, и чрезъ нѣсколько минутъ они поспѣшили удалиться.

Борисъ и Ѳедоръ Петровичъ остались вдвоемъ.

— Ѳедоръ Петровичъ, — сказалъ Борисъ, — мнѣ очень трудно будетъ съ бабушкой, такъ вы ужъ меня поддержите, вѣдь нельзя же ей выѣхать сейчасъ же изъ дома.

— Да, любезный другъ, никто ее и не гонитъ. Развѣ батюшка вашъ въ завѣщаніи говоритъ, чтобъ она въ домѣ не смѣла жить?

— Но когда Софья Николаевна пріѣдетъ?

— А ужъ тогда, какъ ей угодно. Разумѣется, не станетъ жить въ этомъ домѣ. — Ѳедоръ Петровичъ пристально посмотрѣлъ на Бориса. — Жалко мнѣ васъ очень, — проговорилъ онъ — положеніе ваше такое чудное, да вѣдь тяжелѣе-то ужъ не будетъ, и то сказать.

Въ дверяхъ показалась Фицка.

— Барыня васъ къ себѣ просятъ-съ, — доложила она.

— Кого? — спросилъ Борисъ.

— Васъ, баринъ, и вотъ ихъ-съ, — Финка указала рукой на Ѳедора Петровича.

— Пойдемте, — сказалъ Лапинъ — надо ее хоть немножко успокоить, — прибавилъ онъ, точно про-себя. Онъ доложилъ завѣщанье л билеты въ бюро, заперъ и проговорилъ:

— Ключъ-то я съ собой возьму; а отъ комнаты — вы у себя держите.

Они нашли Пелагею Сергѣвну на диванѣ; она сидѣла, заложивъ руки за спину, въ очень странной позѣ.

— Вы опекунъ моихъ внуковъ, — начала она, обратившись къ Ѳедору Петровичу. — Я вамъ объявляю, что отказываюсь отъ седьмой части, не хочу, чтобъ мнѣ подачку подавали. Мнѣ ничего не нужно, я не нищенка, не стану христарадничать.

— Помилуйте, Пелагея Сергѣвна, — заговорилъ довольно мягкимъ тономъ Лапинъ: — ни сынъ вашъ, ни внуки никогда и не думали лишать васъ собственности.

— Я не хочу! — вскричала бабинька — слышите, я не хочу, и вы меня не заставите милостыню просить! Довольно ужъ наругались надо мной!

— Въ такомъ случаѣ, сударыня, поступайте, какъ вамъ будетъ угодно. Если вы отказываетесь отъ части, слѣдующей вамъ по закону, составьте актъ въ пользу вашихъ внуковъ, или кого вы найдете достойными.

— Вотъ! — закричала Пелагея Сергѣевна. — Вы рады— вамъ сейчасъ бумаги строчить, завѣщанія составлять, каверзы дѣлать! Никакого акта я составлять не хочу, а убѣгу я вотъ изъ этого вертепа, да! Съ меня здѣсь рады послѣднее платьишко стащить! Порадуйтесь, на меня глядя. Мнѣ въ шестьдесятъ-то пять лѣтъ надо на колѣни вотъ передъ нпмъ становиться, чтобъ онъ меня на улицу не выгналъ!

Пелагея Сергѣевна вся заколыхалась; въ голосѣ ея была слышна смѣсь желчи, слезъ и крика.

Ѳедоръ Петровичъ uepeглянулся съ Борисомъ. Его озадачила тирада бабиньки.

— Вы вѣдь все законно устроили! — закричала опять старуха — ну, и прекрасно. Устроивайте, подведите законы такъ, чтобъ меня въ желтый домъ засадить и мое имѣнье у меня все отнять.

— Бабушка, — проговорилъ Борисъ — успокоитесь.

Старуха вскочила съ мѣста.

— Молчи! — вскрикнула она. — Какая въ тебѣ кровь-то течетъ? уродился весь въ матушку!..

— Сударыня, — прервалъ громко Ѳедоръ Петровичъ: — вамъ угодно приказать мнѣ что-нибудь? — а то, вы меня извините, я долженъ ѣхать.

— Поѣзжайте, поѣзжайте! — повторяла Пелагея Сергѣевна. — Мнѣ васъ не надо, и никого мнѣ не надо. Живите вы тутъ, умрите, — я уѣду; я дня здѣсь не останусь. Что жъ мнѣ у новой-то хозяйки, у выписной-то барыни, въ холопкахъ, что ли, быть? Наверху Степанидкину конуру занимать? На что я вамъ нужна? Родной сынъ въ грязь втопталъ!..

Въ словахъ и возгласахъ старухи было что-то раздирательно-жолчное.

Она прошлась по комнатѣ и скрылась за перегородку, захлопнувъ за собой дверь.

Ѳедоръ Петровичъ переглянулся съ Борисомъ, махнулъ рукой и тихо проговорилъ:

— Пойдемте. Чего же больше ждать?

Борисъ пошелъ за нимъ слѣдомъ и молчалъ до самой залы, гдѣ они остановились.

Пелагея Сергѣевна лежала на кровати и плакала.

III.

— Что же это такое, батюшка? — спросилъ Ѳедоръ Петровичъ Бориса. — Бабушка-то наша совсѣмъ, видно, помутилась. Зачѣмъ oua насъ къ себѣ требовала, скажите вы мнѣ на милость?

— Да вы видите, Ѳедоръ Петровичъ, она такъ раздражена, вы ужъ не взыщите съ нея, вѣдь и ея-то положеніе…

— Знаю, что не очень веселое, да вѣдь дѣло-то ужь сдѣлано: она должна же это понять. Вотъ женщины, — всегда женщинами и останутся; силы нѣтъ, достоинства. Ну что-жь, не хочетъ здѣсь жить, бѣжать хочетъ? вѣдь удержать насильно нельзя; квартиру ей, что ли, подыскать, или въ. деревню… ну, да это ужъ ея дѣло. Право, къ ней и не подступишься.

Добрый Ѳедоръ Петровичъ говорилъ все это съ озабоченнымъ видомъ. Онъ совсѣмъ не сердился на старуху; онъ жалѣлъ ее и не могъ придумать, какъ бы все помягче да получше уладить, такъ, чтобъ никто не страдалъ и не было бы тяжелыхъ, безполезныхъ столкновеній.

— О дворовыхъ-то мы ужъ съ вами ужо перетолкуемъ, — сказалъ онъ Борису — надо ихъ собрать, объявить вольную, кому сказано, и награды раздать. Мнѣ пора и обѣдать, мой часъ ужъ прошелъ, — прибавилъ онъ съ улыбкой. — Вы завтра въ классы-то еще не ѣздите.

— Нѣтъ, я не поѣду.

— Распорядитесь на счетъ комнаты. Нянюшкѣ своей скажите, чтобъ у васъ тамъ, наверху, прибрали. Если что нужно будетъ, пришлите за мной пораньше… да я непремѣнно буду часу въ седьмомъ.

Борисъ проводилъ Ѳедора Петровича до передней и долго ходилъ по залѣ.

Сцена у бабиньки очень подавила его, ему жалко было старуху и досадно за нее.

«Зачѣмъ она не выдержала характера?» скрашивалъ онъ себя. «Къ чему эта безцѣльная выходка въ такой день, когда нужно было поддержать свое достоинство?»

Но Борисъ чувствовалъ, сколько бабинька пережила ѣдкаго при чтеніи завѣщанія. Онъ чуть не упрекнулъ покойнаго отца за этотъ рѣзкій переходъ, котораго онъ самъ такъ горячо желалъ. Выгнать изъ дола старуху, отнять всякое вліяніе и власть, и все это за одинъ разъ, все это какъ посмертная воля сына, сына вѣчио-нокорнаго, безмолвнаго, придавленнаго…

— Страшное наказаніе, — повторядъ Борисъ: — сильнѣе и болѣзненнѣе никто бы не выдумалъ, даже личный врагъ Пелагеи Сергѣевны… Но могу ли я винить отца? Не сама ли она все приготовила? И чего она, въ самомъ дѣлѣ, лишена? власти, — и только; а что ей до насъ? Если въ ней и живетъ къ намъ какое-нибудь чувство, много она не станетъ плакать: она всегда жила одна; блазкіе люди были для нея нужны только для того, чтобъ теребить ихъ!»

Такъ-то рассуждалъ Борисъ, забывъ, что ему нужно начать распоряжаться по дому. Вся дворня была въ ожиданіи. Всѣ знали, что завѣщаніе читалось, что кто-то на волю отпущенъ, что, вѣрно, многихъ и по