Книга Справочник по философии разума животных - Kristin Andrews,Jacob Beck

очевидно, что должно быть верно в отношении когнитивных способностей и механизмов 84J, чтобы его поведение можно было обоснованно описать как результат инструментального мышления.

В почтенной традиции считается, что 84J не может заниматься инструментальным рассуждением (далее IR), поскольку оно является специфически человеческой способностью. Один из путей к этому выводу определяет подлинный разум как гибкую, открытую способность связывать мысли, наиболее очевидным практическим примером которой является ИК. Так, Декарт (1637/1985: 140) описывает разум как "универсальный инструмент" и защищает вывод "не только о том, что звери обладают меньшим разумом, чем люди, но... вообще не обладают разумом", ссылаясь на то, что даже "безумцы" и "глупейший ребенок", но не животные, спонтанно "изобретают свои собственные знаки", "чтобы дать понять себя".

Альтернативный путь фокусируется на глубине разума, а не на его широте. Так, Кант считает, что разум конституируется его доступностью для саморефлексии: "Само существование разума", утверждает он, опирается на "свободу критики" (1781/1999: A738f/B766f). Поскольку только люди могут исследовать основания и отношения между своими убеждениями и желаниями, только они могут взять на себя ответственность, необходимую для подлинной веры. Напротив, поскольку животные просто реагируют на мир и набор потребностей, которые им даны, им не хватает интеллектуального и морального статуса рационального агентства.

В противовес таким исключающим взглядам Юм (1748/1999: 80) защищает непрерывность разума, указывая на то, что животные также учатся на основе опыта "делать выводы о некоторых фактах, выходящих за рамки того, что сразу же бросается в глаза их чувствам"; используя такие выводы, утверждает он, их можно "научить любому образу действий, причем самому противоположному их природным инстинктам и склонностям". В частности, Юм отвергает гипотезу о том, что обычные люди делают такие умозаключения, апеллируя к общим причинно-следственным законам, поскольку для их открытия и наблюдения "может потребоваться максимум заботы и внимания философского гения". Вместо этого, заключает он, и люди, и животные познают исключительно через ассоциативную привычку (1748/1999: 80).

Современные философы и психологи менее склонны рассматривать разум как способность "все или ничего" и чаще выделяют кластеры различных способностей и процессов. Однако дебаты между сторонниками качественных различий и преемственности продолжаются. И в этих дебатах инструментальные рассуждения служат центральным полигоном для различения рациональных и ассоциативных когнитивных процессов, а также для определения границ "отличительно человеческого мышления". Так, Папино (2001), Милликан (2006) и Корсгаард (2009) недавно утверждали, что когнитивная деятельность животных привязана к восприятию таким образом, что это исключает ИК.

Защитники человеческого отличия ИК используют две сходящиеся линии аргументации. С одной стороны, они утверждают, что ИК подразумевает взаимосвязанный пакет сложных способностей, которые встречаются только у человека; с другой стороны, они утверждают, что предполагаемые случаи ИК у нелюдей могут быть объяснены более простыми ассоциативными механизмами. В разделе 2 мы доказываем, что каждая из этих сложных способностей может быть реализована таким образом, что некоторые другие животные действительно могут быть инстанцированы. В разделе 3 мы описываем некоторые ограничения на производство ИК и утверждаем, что условия для целенаправленного действия, и в частности ИК, превосходят возможности чисто ассоциативного объяснения. В заключение в разделе 4 мы обрисовываем некоторые ключевые дальнейшие различия между человеческим и животным разумом.

 

Отличительные черты человека?

Суть инструментальных рассуждений заключается в идентификации просто возможного, а не изначально ценного состояния M как помогающего актуализировать состояние цели G. Но не просто любой переход от репрезентируемого актуального состояния дел A к G через M имеет значение: агент должен действовать для актуализации M, потому что он признает, что M соответствующим образом связано с G. Таким образом, мы можем определить эпистемологическое и метафизическое измерение IR: переход от репрезентации A к G через M должен быть обоснованным, а не случайным, в силу понимания связи между M и G.

Распространенная защита человеческого отличия ИК утверждает, что только язык обладает выразительной силой, чтобы представить связь между M и G правильным образом. Чтобы актуализация М была оправданной, а не случайной, полагают авторы, она должна быть мотивирована представлением общей связи между М и G, как в каузальном законе; таким образом, Папино (Papineau, 2001: 153) считает, что ИК предполагает "использование ... эксплицитной общей информации для руководства действием". Мы знаем, как это работает в языке: через силлогистические рассуждения с предложениями, содержащими оператор, встраивающий M и G, и модальный оператор на M. Как еще, спрашивается, это может происходить? Как говорит Девитт (2005: 147), "мы понимаем умозаключение в формальных терминах - в терминах правил, которые действуют на репрезентации в силу их структуры. Но у нас совсем нет теории формальных инференциальных переходов между мыслями, не имеющими языковых средств" (ср. также Bermúdez 2003).

Первоначальное беспокойство по поводу ограничения ИК формальным выводом над явными представлениями общей информации касается требования общности. Во многих случаях ИК существенная случайность, которую распознает агент, основана на сложном скоплении взаимодействующих сил; общность любого представленного каузального "закона" была бы очень сильно размыта, а лежащие в основе физические механизмы действительно потребовали бы "предельной осторожности и внимания философского гения для открытия" (Hume 1748/1999: 80). Вместо общего закона, похоже, агенту нужно просто представить наличие символической причинной связи между M и G, такой, что M является "производителем различий" для G (Woodward 2003).

Более перспективный способ отразить требование общности состоит в том, что агент должен понимать связь как ту, которая существует между двумя или более состояниями в мире независимо от агента. Как агент, представляющий пространство эгоцентрично (например, в режиме GPS-навигатора "вид от первого лица" по сравнению с традиционным "воздушным" режимом), не сможет представить пространственные отношения между местами, не связанными с ним - скажем, от гнезда до пруда, когда он находится на дереве, - так и "причинно эгоцентричное" существо будет ограничено представлением случайностей, непосредственно связанных с его собственными прошлыми вмешательствами и ближайшими возможными действиями (Papineau 2001; Gopnik et al. 2004). Агент, воспринимающий отношения как объективные, таким образом, рассматривает их как общедоступные, независимо от своего собственного текущего положения и потребностей, чего не замечает эгоцентричный репрезентатор.

Однако язык - не единственный формат для кодирования причинно-следственных отношений и переходов неэгоцентричным, инференциально обоснованным способом. По известным причинам не все переходы между репрезентациями могут быть подтверждены "эксплицитно", в смысле повторения символов, под страхом регресса (Carroll 1895). Разные системы по-разному распределяют репрезентативную нагрузку между синтаксическими средствами и правилами преобразования (Anderson 1978); и переход между репрезентативными состояниями действителен только в том случае, если применение этих правил к данным средствам надежно сохраняет истину (Sloman 1978:116).2

В частности, для причинно-следственных связей похожие на диаграммы направленные графы или