Книга Карл Юнг. В поисках себя - Фредерик Ленуар

у него способность слушать голос нашей бессознательной психики, ее символический и мифический язык. Позднее он написал такую мысль, которая, как мне кажется, суммирует суть его творчества: «Чем больше критический разум преобладает, тем беднее становится жизнь; но чем яснее мы осознаем, что является бессознательным, а что мифом, тем больше частей своей жизни мы объединяем. Переоцененный разум похож на абсолютную государственную власть: под его господством личность приходит в упадок» [11]. Господство разума осуществлялось главным образом в ущерб воображению. Но Юнг никогда не переставал подчеркивать важность функции воображения для человека. Именно воображение соединяет его с невидимым, с символической вселенной, с мифом, что позволяет ему сохранять существенную связь между его сознательной и бессознательной психикой. Именно так мы можем понять феноменальный успех таких произведений, как произведения Толкина («Властелин колец»), Дж. К. Роулинг («Гарри Поттер») или Алекса Пины (сериал «Бумажный дом»): они позволяют нам выразить нашу глубокую потребность связи с мифами и архетипами через воображение. Зачастую именно благодаря своему воображению современный человек может пережить этот опыт «нового очарования мира», и многие современные мыслители, например философы Жильбер Дюран или Жан-Жак Вуненбургер, вдохновлялись юнгианскими тезисами, чтобы возродить воображение. Как говорит Вуненбургер вслед за Юнгом: «Воображение больше нельзя рассматривать только как “домашнюю сумасшедшую”, которая серьезно беспокоит или идеализирует что-то без всякой причины. Его следует понимать как психический процесс, который порождает фундаментальные образы, основывает истории, которые приводят существование в порядок, невидимые миры, которые лучше объясняют наш, и т. д. Архетипы бессознательного, мифические нарративы, вера в невидимых существ проникают в наше восприятие, нашу память, нашу потребность в предвкушении, наши отношения с другими людьми, с институтами, но также служат нам для создания произведений искусства, организации нашего пространства, структуры, календарей, направляют людей или устанавливают обряды и богослужения» [12].

Это умение объединять миф и разум, сознательное и бессознательное, которое мы на Западе в основном утратили, и составляет гений Востока, с которым Юнг столкнулся столетие назад. Даже сегодня Далай-лама, сделав паузу в диалоге с западными учеными о связи науки и буддийской философии, консультируется со своим оракулом или астрологом, и это не представляет для него никакой проблемы! Как я уже упоминал, Юнг подчеркивал, что восточный человек более интровертен, чем западный, который больше ориентирован на внешнее завоевание, чем на знание и самообладание. Сегодня это, несомненно, было бы гораздо менее верным утверждением, поскольку экстравертные ценности Запада распространились в глобальном масштабе, повсюду внедряя болезнь современного мира. Такое обеднение внутренней жизни в пользу внешнего успеха чревато серьезными последствиями. Во-первых, несмотря на удовольствия, которые даются извне, люди ведут ограниченное существование. Глубокие радости сердца и внутренней жизни становятся для них все более недоступными. Затем этот разрыв вызывает у современного человека раскол между сознательной личностью и бессознательной. Сознательная личность становится цивилизованной, организованной, рациональной, в то время как бессознательная остается примитивной, дикой, иррациональной. Однако если бессознательная личность не включена в сознание с помощью символической жизни, то есть духовной практики или глубокой психологической работы, она может в любой момент выразить себя насильственными, варварскими, разрушительными способами как на индивидуальном, так и на коллективном уровне. Именно в этом смысле Юнг анализирует рост опасностей в XX веке (национализм, нацизм, коммунизм) и акты варварства, совершенные людьми. Он справедливо констатирует, что культура, разум и цивилизация не смогли остановить эти явления коллективного безумия. В наши дни мы также можем наблюдать, в меньшей степени, насколько кризис, связанный с COVID-19, пробуждает у многих людей глубокие страхи и гнев, которые могут проявиться с удивительной жестокостью в полемике по поводу вакцинации. Во Франции сторонники и противники сертификата о вакцинации не могут вести спокойные и рациональные дебаты, пытаясь выслушать и, возможно, понять противоположную точку зрения. С одной стороны, есть те, кто считает, что остальные препятствуют восстановлению экономики и развитию коллективного иммунитета, в то время как с другой стороны есть те, кто указывает на потерю фундаментальной свободы, кто ставит под сомнение актуальность идеи коллективного иммунитета из-за вариативности вируса, те, которые подчеркивают отсутствие бдительности у вакцинированных, что в конечном итоге способствует циркуляции вируса, как это наблюдается в Израиле. Кто виноват, кто прав? Вместо того чтобы рассматривать проблему во всей ее сложности и видеть, что в каждом споре есть соответствующие аргументы, каждый фильтрует информацию в соответствии с собственными убеждениями и пренебрежительно судит о других, которых он воспринимает противниками. На поверхность всплывают очень архаичные аффекты (страх перед серьезными последствиями, страх смерти, страх потерять свободу).

По мнению Юнга, эти иррациональные импульсы, как на индивидуальном, так и на коллективном уровне, в конечном итоге можно объяснить ампутацией души современного человека и диссоциацией его психики. Открытие своей души заново, практика символической жизни, осуществление процесса индивидуации представляют собой единственные способы борьбы со злом, которое сегодня разъедает человека и мир. Другими словами, решение прежде всего внутри, оно индивидуально. Юнг напоминает в связи с этим, что великие трансформации в истории человечества всегда происходили в результате эволюции нескольких индивидуальных сознаний, объединивших все остальные (для примера, рождение великих религий). Если мы хотим изменить мир, то для этого придется пройти трансформацию и возвысить сознание каждой личности, и именно этому Юнг посвятил всю свою жизнь. Но очевидно, что это требует большой мотивации и реальных усилий (щедро вознагражденных!) от тех, кто желает встать на этот путь. Спиноза заканчивал свою «Этику» такими словами: «Теперь, если путь, который я показал, кажется очень трудным, по нему все же можно пройти. Ну же, иди! Это должно быть сложно, а мы сталкиваемся со сложностью так редко. Ибо что получилось бы, если бы спасение было близко и его можно было бы получить без великого труда, чтобы почти все пренебрегали им? Но ведь среди самых ценных вещей все вещи трудны и редки» [13]. Юнг в очередной раз вторит ему: «Всякое благо дорого стоит, и развитие личности входит в число самых ценных вещей. Речь идет о том, чтобы смириться с самим собой, принять себя как самую серьезную из задач, всегда осознавать, что делаешь, и постоянно иметь перед глазами самые двусмысленные из наших аспектов – это действительно задача, которая требует от нас всего» [14].

В конце этой работы, в которой я попытался сочетать великие идеи Юнга и его жизнь, я хотел бы коснуться итогов, которые он вынес из своего существования. Мы видели, что его жизнь соткана из тени и света, великих открытий и политических ошибок в суждениях. «Каждый из нас – это поток, который не может судить сам о себе и который должен полагаться ‹…› на суждения других» [15], – пишет Юнг, и каждый сможет составить об этом собственное мнение. Однако вот как он смотрит на свою жизнь на закате: «Я рад, что моя жизнь пошла по этому пути. Она была богата событиями и принесла мне много пользы. Мог ли я ожидать чего-то подобного?.. Я сожалею о многих глупостях, порожденных моим упрямством, но, если бы у меня не было этого упрямства, я бы не достиг своей цели ‹…› Я поражен собой, разочарован, обрадован. Я опечален, подавлен, взволнован. Я являюсь всем этим одновременно и не могу сложить это все воедино. Я не в состоянии обнаружить какую-либо определенную ценность или отсутствие ценности; у меня нет суждений ни о себе, ни о своей жизни. Я ни в чем не уверен окончательно ‹…›Преклонный возраст – это ‹…› ограничение, сужение. И все же есть так много вещей, которые делают меня целостным: растения, животные, облака, день и ночь, и вечное в человеке. Чем больше росла моя неуверенность в себе, тем больше становилось и чувство родства со всем вокруг. Да, как будто та странность, которая так долго отделяла меня от мира, теперь заняла свое место в моем внутреннем мире, открыв мне неизвестное и неожиданное измерение самого себя» [16].

Благодарности

Огромное спасибо Жюли Клотц за ее ценную помощь на протяжении всей работы над этой книгой и особенно за наши вдохновляющие разговоры о процессе индивидуации.

Большое спасибо Франсису Эсменару за его доверие и дружбу, а также