Книга Крик болотной птицы - Александр Александрович Тамоников

Удивительно, но сегодня рядом с Лысухиным и Стариковым не было вооруженных солдат. Смершевцы сейчас были одни и потому могли более-менее спокойно поговорить.

— Видал? — Лысухин прищелкнул языком. — Мы с тобой — бесконвойные! И моего закадычного друга-провокатора что-то не видать…

— Да и мой куда-то пропал, — почти не разжимая губ и глядя в сторону, ответил Стариков. Он делал так преднамеренно, потому что, по легенде, они с Лысухиным по-прежнему были непримиримыми врагами.

— Ох, чувствую, не к добру это дело! Этот Литке хитрая сволочь! — поморщился Лысухин. — Вот прямо-таки печенкой чувствую — наблюдает сейчас какая-нибудь зараза за нами откуда-нибудь из-за угла… Зато, — Лысухин улыбнулся, — сколько добровольцев за один раз! Вот что значит индивидуальный подход!

— Подробнее, — все так же не разжимая губ, произнес Стариков.

— А, ну да… — Лысухин потер лоб. — Ты же не в курсе… В общем, есть в лагере подпольная группа. Это мои диверсанты в количестве шестнадцати душ. Можно сказать, подфартило нам. Старшего у них кличут Грачом. Свел я с ними знакомство, обговорили мы всякие моменты и детали… Они-то и развернули правильную агитацию среди братвы. И вот тебе результат. Так что, говорю тебе, жди пополнения в свои ряды карателей. А я в свои — диверсантов. Все, расходимся. К майору нам лучше идти поодиночке. Все-таки мы с тобой враги.

По пути Лысухину встретился Веселый.

— Привет! — изобразил он радость на лице.

— И тебе не хворать, — скривился Лысухин, а сам подумал: «Вот оно что! Зря я надеялся, что провокаторы от нас с Петром отстали! Не отстали… А просто, видать, поменяли тактику. Теперь они наблюдают за нами издалека».

— Видел, наблюдал! — радостным голосом произнес Веселый. — Здорово это у тебя получается!

— Ты о чем? — глянул на него Лысухин.

— О твоей агитации, о чем же еще! Раз-два, и половина строя вдруг захотела записаться в диверсанты! Меня прямо-таки зависть взяла! И как это ты так? Поделился бы опытом, что ли!

— Ну, так ты и сам все видел, — пожал плечами Лысухин. — Вот и учись на наглядном примере.

И Лысухин пошел дальше, даже не взглянув на Веселого. Он чувствовал, что если бы задержался еще хотя бы полминуты, то непременно набил бы Веселому морду. А то, может, и вовсе удавил бы его собственными руками. А это в данный момент было бы совсем некстати.

* * *

Старикова майор Литке приглашать к себе не стал — и непонятно было отчего. А вот с Лысухиным у него состоялся разговор.

— Я жду пояснений, — произнес майор.

— О чем? — непонимающе глянул на него Лысухин.

Майор ничего не ответил, он лишь посмотрел на Лысухина в упор, и Лысухину вдруг показалось, что на него смотрит самый настоящий мертвец. У живых людей такого взгляда быть не может. Лысухин невольно передернул плечами.

— Вы, наверно, о сегодняшних добровольцах? — спросил он. — Ну, так здесь все просто и понятно. Индивидуальный подход! Особенности русской души, так сказать. Русский человек, знаете ли, не уважает всяких таких громких речей, обращенных сразу ко всем. Он таких слов просто не воспринимает, они до него не доходят. А вот если с русским человеком поговорить по душам, один на один, тогда другое дело! Тогда он проникнется. Уверен, завтра будут еще добровольцы. И послезавтра тоже.

Это объяснение майор Литке выслушал с бесстрастным лицом, и непонятно было, поверил он Лысухину или нет. Он лишь сделал жест рукой, что означало, что Лысухин может идти и заниматься своими делами.

Выходя от Литке, Лысухин заметил Веселого. Но на этот раз Веселый не подошел к Лысухину, а едва увидев его, тотчас же спрятался за угол. Лысухин никак на это не отреагировал, лишь усмехнулся.

Глава 23

На следующий день и агитации никакой не понадобилось — заключенные и без нее едва ли не в очередь выстраивались, чтобы записаться в каратели и школу диверсантов. На третий день было то же самое. В последующие дни желающих поубавилось, но все равно из строя на утреннем разводе выходили многие.

В конце концов, на такое небывалое дело обратил внимание лично полковник Вайскопф. И он пригласил к себе для разговора майора Литке.

— Ну и что вы на это скажете, Вилли? — спросил полковник у майора. — Просто-таки небывалая ситуация! Едва ли не половина заключенных вдруг пожелала стать диверсантами и карателями!

— И что же в этом плохого? — спросил Литке. — Разве мы не к этому стремились?

— Да, это так. — Полковник Вайскопф потер в задумчивости лоб. — Но скажите — лично вас в этой ситуации ничего не настораживает?

— Что именно должно меня насторожить? — с недоумением спросил Литке.

— Ну, как же… То практически никого, а то каждый день выходят из строя едва ли не целыми ротами.

— И что же? — все с тем же недоумением спросил Литке.

— Так, знаете ли, не бывает, — авторитетно изрек полковник Вайскопф. — То никого, а то — целыми ротами. Тут, на мой взгляд, кроется какая-то загадка. И далеко не факт, что отгадка такой загадки окажется для нас приятной и полезной.

— Не вижу никакой загадки, — пожал плечами майор.

— А вот я вижу! — отчеканил полковник. — Более того — я вижу истоки этой загадки. Ее причину!

— И в чем же причина? — спросил майор.

— Вилли, вы — хороший специалист и офицер, но вы не наблюдательны! — сказал полковник. — Нет в вас задатков психолога! Если бы они у вас были, то вы бы обязательно обратили внимание на один любопытный факт. Припомните, когда у заключенных началось это массовое желание записаться в диверсанты и каратели?

— Несколько дней назад, — сказал майор. — И что же с того?

— Узко мыслите, Вилли! — Полковник по-отечески похлопал майора по плечу. — А нужно уметь мыслить широко. И сейчас я преподнесу вам урок широкого мышления. Так вот. Все это половодье желающих помочь Германии началось вскоре после того, как в лагере появились два новых инструктора. Этот перебежчик и тот офицер, которого он привел с собой.

— Пожалуй, что так, — неопределенно ответил майор.