Книга Трэвис - Миа Шеридан

в хосписе.

Мерзкая мысль, Хейл.

Почему я всегда позволяю своей матери пробуждать во мне самое худшее?

Но до тех пор, пока он был психически здоровым, согласным взрослым, я буду считать это положительным. Может быть, если бы у нее была более спокойная жизнь, она перестала бы звонить мне по каждому пустяку, который едва ли нуждался в ремонте или замене в ее квартире.

— Да, да. Послушай, Трэвис. — Она прошла из открытой кухни к письменному столу в смежной гостиной. Сбоку лежала стопка фотоальбомов и папок с файлами. Она взяла лежавшую сверху папку. — Я нашла эти альбомы и бумаги на дне коробки, которая, как я думала, была в основном мусором. Я прочитала устав с момента основания Пелиона в 1724 году. Думаю, есть пара способов, которыми ты мог бы оспорить право Арчера на…

— Так, ладно, — сказал я пренебрежительно, поднимая свой ящик с инструментами и, обходя ее, направился к входной двери.

— Подожди!

Я остановился, повернувшись к ней.

— Оставь это в покое, Виктория. Боже, пожалуйста, хоть раз в жизни просто дай ему перерыв.

Она слегка вздрогнула, когда я назвал ее по имени.

— Я только забочусь о тебе, — слабо сказала она. — То, что произошло, было несправедливо и…

— Это было справедливо, мама. И более того, Арчер хорош в управлении городом. Пелион процветает. Граждане счастливы. Я бы не стал отнимать это у него или у них, даже если бы существовал надежный способ сделать это.

Она помахала папкой, выглядя смущенной и взволнованной.

— Ты не можешь быть счастлив, живя только на зарплату государственного служащего, Трэвис, лишенный того, что у нас было раньше, привилегий, которые, я считаю, по праву принадлежат тебе.

Я внезапно почувствовал усталость. Она это сделала. Она заставила меня почувствовать усталость до мозга костей. Она, очевидно, увидела, что я не собираюсь отвечать на ее вопросы, и поэтому сунула мне папку.

— Вот. Наряду с уставом, касающимся владения городом, и юридическими принадлежностями, которые я только что обнаружила, здесь есть множество вещей, которые принадлежали твоему отцу… сертификаты, награды, которые он выиграл. Что касается юридических документов, то все они подлинные. Просто посмотри на все это. Когда ты увидишь, что я выделила, думаю, ты поймешь ход моей мысли. Посмотрим, согласишься ли ты.

«Здесь есть множество вещей, которые принадлежали твоему отцу».

Я взял фотоальбомы и папку с бумагами моего отца, когда она протянула их мне, не в силах устоять перед тем, к чему когда-то прикасался мой отец. Его почерк… Я даже не мог вспомнить, как выглядел его почерк. Я крепко прижал все к себе, как будто часть его могла жить внутри этих пыльных страниц.

— До свидания, мама, — сказал я, выходя и закрывая за собой дверь.

«И ради Бога, брось это», — хотелось мне сказать, но у меня было вполне обоснованное чувство, что то, что я скажу, не будет иметь никакого значения. Тори Хейл все еще чувствовала себя обиженной. И дело было совсем не во мне. Это никогда не было из-за меня.

Глава 19

Трэвис

Воздух был неподвижным и душным, ни малейшего дуновения ветерка с озера. Я провел бутылкой холодного пива по лбу, вздохнув от минутного облегчения. Качели на крыльце скрипели под моим весом, когда я лениво передвигал их одной ногой, делая глоток дешевого пива, единственного сорта, который предлагала Бетти. Но пиво все равно было желанным, как и покой этого парадного крыльца, вдали от пьяных гуляк, собравшихся вместе на светский час. Это звучало так, будто они были вовлечены в шумную игру в шарады, хотя это не могло быть правдой, потому что они никогда не оставляли Берта в стороне, а слепые люди не являются преимуществом команды, когда дело доходит до шарад. Что бы это ни было, издалека доносилось множество уханья и криков.

Я толкнулся ногой еще один раз. Рядом в воду прыгнула рыба, ее небольшой всплеск оставил рябь на темно-синей поверхности озера.

— Одиноко, мистер?

Мои губы дрогнули, и я слегка повернул голову. Мне не нужно было видеть ее, чтобы знать, кто это был. Она толкнула сетчатую дверь и шагнула вперед, в тусклый свет крытого крыльца. Она оперлась бедром на одну из колонн рядом со ступенями и повернулась в мою сторону.

— У тебя такой вид, будто ты о чем-то очень напряженно думаешь, — заметила она.

Я нерешительно улыбнулся.

— Сегодня я ходил навестить свою мать. Это наводит на размышления. — Я поднял свое пиво. — И алкоголь.

— Хм, — промычала она, изучая меня. Через мгновение она отвела взгляд, казалось, с чем-то борясь. — Я… э-э… — она ковыряла занозу на деревянных перилах. — Я сегодня осмотрела город… Прочитала больше об истории семьи Хейл. — Она сделала паузу, наконец встретившись со мной взглядом. — Надеюсь, ты не считаешь это нарушением конфиденциальности.

Я снова посмотрел на озеро.

— Нет. Все это общеизвестно.

— Я подслушала, как пара девушек упомянула твою семью сегодня в клубе, и это… это… ну, я должна была спросить тебя… Я просто… не была уверена, знаешь, захочешь ли ты поговорить о своей семье с…

— Другом?

Она издала хриплый смешок.

— Да. — Ее пальцы снова нащупали эту занозу. — Да, твоим… временным другом.

Временный друг.

С преимуществами.

С другой стороны, я не был уверен, что она позволит чему-то физическому произойти между нами снова. При мысли о том, что я никогда не поцелую ее, никогда не прикоснусь к ее телу, что-то открылось внутри меня. Что-то пустое и бездонное.

Она подслушала, как несколько девушек сплетничали о Хейлах сегодня в клубе. Вполне возможно, что разговор был менее чем позитивным. Моя семья получала неоднозначные отзывы, когда речь заходила о жителях Каллиопы. Но что бы она ни услышала, это не заставило ее судить меня строго. Потому что она была доброй.

Я наблюдал за ней с минуту. По тому, как она ерзала, я мог сказать, что она чувствовала себя неловко. Мы пересекали так много границ, и у меня было чувство, что Хейвен нужно было твердо держать меня в рамках, которые она обозначила. У меня также было ощущение, что для этого были более глубокие причины, чем просто потому, что она была всего лишь проездом в городе и не хотела заводить связи, которые было бы трудно разорвать, когда она уедет.

Назовите это интуицией. Назовите это тем, что я полицейский, чья работа заключается в том, чтобы с подозрением относиться к людям. Назовите это тем, что мой разум двигался в ее направлении чаще, чем я давал ему разрешение, но он