Книга Русская община и коммунизм - Жак Каммат

между капитализмом и коммунизмом. Производительные силы продолжают расти. Разрыв заключается в том факте, что производство инвертируется (после революции; т.e., разрыв является временным). Целью перестаёт быть богатство, ей становится человек. Однако если между капитализмом и коммунизмом нет разрыва, люди должны измениться по собственной воле; как ещё можно инвертировать цель? Здесь революционный реформизм Маркса достигает своей вершины. Диктатура пролетариата, переходный период (в «Экономических рукописях» в качестве переходного периода фигурирует капиталистический способ производства: очевидно, что это крайне важно для того, как мы определяем коммунизм сегодня) — это период реформ, самыми важными из которых являются сокращение рабочего дня и использование трудовых ваучеров. Здесь мы должны отметить связь между реформизмом и диктатурой, хотя мы и не можем настаивать на этом.

Кажется, что пролетариат нужен для того, чтобы руководить развитием производительных сил от полюса стоимости к полюсу человечества. Может случиться так, что пролетариат будет интегрирован капиталом, но — и этим злоупотребляют всевозможные марксисты — кризисы уничтожают резервы пролетариев и восстанавливают его в революционной роли. Тогда восстание против капитала вновь становится возможным.

Таким образом, работа Маркса представляется подлинным самосознанием капиталистического способа производства. Буржуазия, и капиталисты, последовавшие за ней, смогли выразить только фальшивое сознание с помощью различных своих теорий. Более того, капиталистический способ производства реализовал пролетарский проект Маркса. Оставаясь на чисто марксистcкой территории, пролетариат и его теоретики были обойдены последователями капитала. Капитал, достигнув реального господства, ратифицирует ценность работы Маркса в её урезанной форме (как исторический материализм). В то время как немецкие пролетарии в начале этого века считали, что их действия уничтожают капиталистический способ производства, они не видели, что лишь пытаются управлять им сами. Фальшивое сознание завладело пролетариатом.

Исторический материализм — это прославление блужданий, на которые человечество было обречено в течение более чем века: рост производительных сил, как sine qua non условие освобождения. Но, по определению, весь количественный рост происходит в сфере неопределённости, фальшивой бесконечности. Кто измерит «размер» производительных сил для того, чтобы определить наступил великий день или нет? Для Маркса существовало двойственное и противоречивое движение: рост производительных сил и обнищание пролетариев; это должно было привести к революционному столкновению. Иными словами, существовало противоречие между обобществлением производства и частной собственностью.

Тот момент, когда производительные силы должны были достичь уровня, требуемого для преобразования способа производства, должен был стать моментом кризиса капитализма. Этот кризис должен был обнажить ограниченность этого способа производства и его неспособность включать в себя новые производительные силы, т.о. обнажая также противостояние между производительными силами и капиталистическими формами производства. Но капитал обратился в бегство; он поглотил кризисы и успешно предоставил социальные резервы для пролетариев. Многим не осталось ничего иного, кроме как бежать вперёд: некоторые говорят, что производительные силы были недостаточно развиты, другие говорят, что они перестали расти. И те, и другие сводят проблему либо к организации авангарда, партии, или к деятельности, предназначенной для воспитания сознательности.

Развитие в контексте странствий — это развитие в контексте мистификации. Маркс считал мистификацию результатом обратного отношения: капитал, продукт деятельности рабочего, представляется создателем. Мистификация кроется в реальных событиях; мистифицирует реальность в процессе становления. Мистифицируется даже борьба пролетариата против капитала; всеобщая мистификация — это триумф капитала. Но, если вследствие своей антропоморфизации, эта реальность, производимая мистификацией, становится единственной реальностью, тогда вопрос следует задавать по-другому. 1) Поскольку мистификация является стабильной и реальной, нет смысла ожидать разоблачения мистификации, которая только обнажит истину предыдущей ситуации. 2) Из-за бегства капитала, мистификация представляется как реальность, и т.о. мистификация поглощается и становится неэффективной. Приходит деспотизм капитала.

Утверждение, что мистификация всё ещё действует, означает, что люди способны вступать в реальные отношения и постоянно мистифицируются. Фактически, мистификация действовала когда-то и затем стала реальностью. Она относится к исторической стадии, завершённой в прошлом. Это не упраздняет значимость её понимания и изучения для того, чтобы понять движение, ведущее к нынешней стадии капиталистического способа производства и осознать, кто был реальными действующими лицами на протяжении столетий.

Как мистифицирующая-мистифицированная реальность, так и предыдущая мистифицированная реальность должны быть уничтожены. Мистификация является «видимой» только если порываешь с представлениями капитала (без иллюзий об ограничениях этого разрыва). Работа Маркса очень важна для этого разрыва. Но она содержит большой недостаток: она не объясняет всё величие мистификации, потому что не осознаёт бегство капитала.

Ранее, революция была возможной, как только обнажалась мистификация; революционный процесс был её уничтожением. Сегодня, человек поглощён, не только в предопределённости класса, в ловушке которого он находился веками, но как биологическое существо. Уничтожена должна быть тотальность. Разоблачения мистификации уже недостаточно. Бунт человека, поставленного под угрозу в своей непосредственной повседневной жизни выходит за рамки разоблачения мистификации. Проблема в том, чтобы создать иную жизнь. Эта проблема лежит одновременно по ту сторону старого дискурса о рабочем движении и его старой практики, так и вне критики, рассматривающей это движение как идеологию (а человека как идеологический осадок).

3. Репрессивное сознание

Мистификация воздействует не только на капиталистическое общество, но и на теорию капитализма. Марксистская теория, поднятая до ранга пролетарского сознания, является новой формой сознания: репрессивного сознания. Мы опишем некоторые из его характеристик, оставляя в стороне проблему определения того, все ли формы сознания в истории были репрессивными.

Объектом репрессивного сознания является цель, которую, оно, по его собственному мнению, контролирует. Поскольку между этой целью и непосредственной реальностью существует разрыв, это сознание становится теологическим и рафинирует различия между минимальной или непосредственной программой и максимальной, будущей, или переходной программой. Но чем длиннее путь к её реализации, тем больше сознание становится самоцелью и рафинируется в организации, которая воплощает эту цель.

Проект этого сознания подразумевает подгонку реальности под свою концепцию. Это источник всех софизмов о различиях между субъективными и объективными элементами. Оно существует, но не может быть. И как раз из-за своей неспособности быть, оно должно отрицать и презирать всё, что пытается проявиться, быть.

Иными словами, оно существует, но нуждается в определённых событиях для того, чтобы быть реальным. Поскольку оно является продуктом прошлого, любое текущее событие отрицает его. Так оно может существовать только в качестве полемики с реальностью. Оно отрицает всё. Оно может выжить только в замороженном виде, становясь всё более тоталитарным. Для того, чтобы действовать, оно должно быть организованным: отсюда мистика партии, советов и прочих коагуляций деспотического сознания.

Любое прямое действие, не признающее это сознание (а любой политический рэкет притворяется воплощением истинного сознания), осуждается им. За осуждением следует оправдание: нетерпение тех, кто бунтует, недостаток зрелости, провокации господствующего класса. Картину дополняют литании мелкобуржуазного характера вечных анархистов