Книга Боевой клич свободы. Гражданская война 1861-1865 - Джеймс М. Макферсон

более дружественные южные районы штата. Между тем Авраам Линкольн был «потрясен… как никогда в жизни» законом Канзас — Небраска[251]. По-прежнему называя себя вигом, Линкольн, от лица противников закона Канзас — Небраска, бывших кандидатами в легислатуру Иллинойса, отправился в агитационную поездку по всему штату. Он рассчитывал, одержав победу, побудить легислатуру избрать его в Сенат США. Линкольн и Дуглас весь октябрь соперничали друг с другом, выступая с одной и той же трибуны в Спрингфилде и Пеории. В своих речах Линкольн сформулировал те принципы, с которыми он шесть лет спустя начал президентскую кампанию.

Отцы-основатели, говорил Линкольн, были против рабства. Они разработали Декларацию независимости, объявлявшую всех людей равными. Они приняли Северо-Западный ордонанс 1787 года, запрещавший владение рабами на обширной Северо-Западной территории. Да, многие из отцов-основателей были рабовладельцами. Но принципиально они относились к рабству неодобрительно, хотя и считали его временно (как они думали) возможным. Вот почему в Конституции не упоминаются понятия «раб» и «рабство», а речь идет только о «лицах, находящихся в услужении». «Таким образом, — продолжал Линкольн, — Конституция просто прячет этот нарыв, подобно тому как больной скрывает свои гнойники или опухоль, которые он не может вскрыть немедленно, опасаясь умереть от потери крови. Однако он собирается вскрыть их в урочный час». Первым делом необходимо было ограничить рост этой опухоли, что и сделали отцы-основатели, приняв Северо-Западный ордонанс, запретив ввоз африканских рабов в 1807 году и ограничив распространение рабства Миссурийским компромиссом в 1820 году. Следующим шагом стал процесс постепенного освобождения рабов, законченный ими в штатах к северу от Мэриленда.

Линкольн отрицал само «существование морального права порабощения одного человека другим», но он не желал осуждать за это южан. Когда они «говорят нам, что мы несем не меньшую ответственность за рабство, чем они, я признаю это как факт… [как признаю,] когда говорят, что такой институт существует и избавиться от него очень тяжело… Безусловно, я не буду обвинять их в том, что они не делают то, что я и сам не знаю, как сделать. Даже если бы мне была дана вся власть на земле, и тогда я не знал бы как поступить с институтом рабства. Моим первым побуждением было бы освободить всех рабов и отправить их в Либерию». Однако недолгие размышления убедили его в невыполнимости такого плана. «Тогда что, освободить их и держать за людей второго сорта? Вы уверены в том, что это улучшит их положение?.. Что дальше? Освободить их и сделать равными нам в политическом и социальном отношении?» Даже если сам Линкольн и допускал это, то «все мы хорошо знаем, что широкие массы белого населения такого не допустят… Нельзя не принимать в расчет общее мнение, хорошо или дурно оно аргументировано».

Как бы то ни было, Конституция гарантировала право на рабовладение там, где оно уже существовало. Но в ней «не содержится дозволения распространять рабовладельческий уклад на наши свободные земли, что сравнимо с отменой запрета на ввоз африканских рабов». Величайший «моральный вред и несправедливость» закона Канзас — Небраска состояли в том, что он открыл границы территории, ранее закрытой для проникновения рабства, выведя это явление «на широкую дорогу, ведущую к распространению и увековечиванию», вместо того чтобы ограничивать его с целью дальнейшего уничтожения. Теория «народного суверенитета» оказалась лживой в своем замысле и пагубной на практике, говорил Линкольн. Ее постулат о том, что проблема рабства на конкретной территории касается только ее жителей, неверен — проблема касается будущего всей нации. «Что, разве Небраска, будучи территорией, не часть нашей страны? Разве не мы управляем страной? И если мы утратим контроль над ней, то не утратим ли мы и право на самоуправление?.. Я не могу не презирать… это показное равнодушие, под которым, как мне кажется, скрывается настоящий зуд к распространению… отвратительного института рабства». Уверения Дугласа, что природные условия помешают рабовладению утвердиться в Канзасе, были «убаюкивающим доводом». Температура, норма осадков и состав почв восточного Канзаса были такими же, как в Миссури и Кентукки. «Климат… не заставит рабовладельцев убраться с этих земель… как, впрочем, и другие природные силы». Линкольн знал, что миссурийцы уже взяли своих рабов в Канзас, и единственным способом остановить их был лишь прямой запрет рабства Конгрессом.

Но такая мера, возражал Дуглас, противоречила бы «священному праву поселенцев на самоуправление». Ничего подобного, отвечал Линкольн, как раз само рабство противоречит этому праву. «Когда белый человек управляет собой — это и есть самоуправление, но когда он, управляя собой, управляет еще и другим человеком… то это уже тирания… А негры являются людьми… Не существует морального права порабощать одного человека другим». В заключение Линкольн сказал: «Давайте не будем никого обманывать. Дух 1776 года и дух закона Канзас — Небраска несовместимы… Шаг за шагом… мы отказываемся от старых принципов в пользу новых. Почти 80 лет назад мы начали с того, что объявили равенство всех людей. Но сейчас мы прибегаем к другим формулировкам: для некоторых людей поработить других стало… священным правом самоуправления. Эти утверждения не могут стоять рядом… Наши республиканские одежды заляпаны грязью и пропылились. Давайте почистим их… Давайте заново примем Декларацию независимости, а вместе с ней и соответствующие ее духу практические принципы и стратегию… Если мы сделаем это, то не просто сохраним Союз — мы сохраним такой Союз, который будет достоин того, чтобы его сохранили»[252].

Это красноречивое выступление отразило суть позиции новой Республиканской партии. Линкольн не присоединился формально к республиканцам в следующем году и даже позже, после того как партия вигов развалилась окончательно. Не призывал он, как многие республиканцы, к упразднению рабства в округе Колумбия и отмене закона о беглых рабах. Однако твердость моральной оппозиции Линкольна рабству, его убеждения, что правом и обязанностью национального правительства является запрет его дальнейшего распространения и что эту «опухоль» в конце концов нужно вырезать, стали постулатами Республиканской партии. Разумеется, историческая основа аргументов Линкольна не была лишена изъянов, чем Дуглас тотчас же не преминул воспользоваться, направив свою риторику против самых очевидных из них. Те же самые отцы-основатели, которые на словах были против рабовладения и запретили его на Северо-Западной территории, почему-то разрешили его развитие в юго-западном направлении, заложив основы для образования семи новых рабовладельческих штатов и великого хлопкового царства Нижнего Юга. Но фрисойлеры проигнорировали это обстоятельство. Если республиканцы джефферсоновской эпохи не отдавали себе отчета в каких-то вещах, то новые республиканцы 1850-х годов не должны повторять их ошибок. Рабство не должно распространяться дальше, а от партии, принявшей закон Канзас — Небраска, нужно отмежеваться.

В 1854 году