Книга Княгиня Серебряная - Наталья Вячеславовна Андреева

дверь, и поцеловал в холодный нос.

– Через порог – плохая примета, – вздрогнула Аня. – Если что, я на связи.

Он кивнул. В лифте Рокотов машинально глянул в зеркало и ужаснулся выражению своего лица: сам как маньяк! Дошел до ручки, называется!

Шумов ждал и, широко открывая дверь, гостеприимно пригласил:

– Проходите, Олег.

Кипя от злости, Рокотов шагнул в знакомую прихожую, и взгляд его упал на ботинки, стоящие у самого входа на потертом коврике. Обычные зимние ботинки, темные, на толстой подошве.

«Ну я и лошара!» – Рокотов сжал кулаки и зло спросил:

– Аркадий Валентинович, а за что вы убили Ладу Воронцову?

– Догадался все-таки, – криво усмехнулся Шумов и сделал шаг назад.

– Не надо бежать за пистолетом, – надвинулся на него Олег. – Физически я сильнее. Я не дам вам даже в руки его взять, не говоря уже о том, чтобы выстрелить. Кстати, откуда он у вас?

– А ты невнимательный, блогер. – Шумов неуловимо изменился.

Вот теперь он был собой. Глаза цвета ртути, такие же ядовитые, маленькие, злые. Левый угол рта опущен вниз, щека дергается. Почему Олег этого раньше не замечал?

«Он и впрямь маньяк!» – в ужасе подумал Рокотов. Ему было страшно не за себя. Но у человека явно крыша поехала, причем давно. И у него имеется оружие!

– Я же тебе сказал, что в девяностые был ментом, – продолжил меж тем Шумов. – Мы тогда у братков целые оружейные склады конфисковывали. Лютая война шла между группировками. Много оружия поступало из Чечни, из других горячих точек. На наших заводах кое-что делали. Но некоторые бандиты импортные стволы уважали. Особо популярными были «беретта» и «глок». Я увидел эту игрушку и не удержался. Компактный, легкий, руке удобно. По базе проверил: чистый. Вот и оставил себе.

– С оружием понятно, – кивнул Олег. – Может, тогда о Воронцовой поговорим? А зачем вы, кстати, в меня стреляли?

– А ты не догадываешься? – криво усмехнулся Шумов. Левый угол рта, похожего на щель в противотанковом доте, из которого вылетали убийственные, как пули, слова, совсем уехал вниз. – Молодой, здоровый, бабу трахнул. Ведь ты ее трахнул? Рожа у тебя уж больно сытая была. Довольная. В то время как я последние месяцы доживаю.

– Вы хотели меня убить?

– Да надо было. Попугать только. Хотел, чтобы ты в Москву вернулся. Я не могу быть один. Мне надо говорить обо мне. Понял вдруг, что жизнь мимо прошла, а помирать скоро. Ничем я не прославился, ничего не добился. Сашка Бессонов – олимпийский чемпион. На Кипре зимует. Вторая жена, трое детей. А я только тем и знаменит, что фигуристку убил и меня за это не судили. До сих пор все гадают: кто? Да еще и почерк. Маньяк, мол. Мне это читать забавно.

– Славы, значит, захотелось, – еще больше разозлился Рокотов. – Но это ведь чудовищная слава. Отвратительная.

– А как же Чикатило с Брейвиком? Или эти парни, которые колумбайн устроили? О них пишут, кино снимают. В историю вошли.

– Вы сумасшедший! – в сердцах сказал Рокотов.

– Может, в комнату пройдем? Негоже о вечном, да на пороге. Я ведь тоже хочу, чтобы обо мне заговорили. Чтобы помнили. Я тебе все расскажу, блогер, а ты книжку напиши. – Глаза у Шумова загорелись. Ртуть вот-вот готова была выплеснуться наружу.

– Где пистолет? – надвинулся на него Олег, который почуял опасность.

– Там, в спальне, – Шумов кивнул на приоткрытую дверь справа.

– Под подушкой, что ли, прячете? – подозрительно спросил Рокотов.

– Допустим.

– Хорошо, я вас выслушаю. Только к оружию не рвитесь. Вы же видите: я сильнее. И я вас не боюсь.

Шумов кивнул, и они прошли в гостиную. Бриджертон по-хозяйски развалился на диване.

– А ну, брысь! – смахнул его Олег.

– На кота-то за что злишься?

– А я на всех злюсь, но больше всего на себя. Ведь все так очевидно. Первое письмо было из Федерации хоккея, где вы работаете. Кстати, зачем?

– А пошутил. Или, как вы, молодежь, говорите, прикололся.

– Но потом вы за мной следили!

– Тебе показалось. Тогда, в кафе, я правду сказал: кому ты нужен? Собственной тени испугался.

– Ну а наезд на меня во дворе? Тоже показалось?

– Попугал немного, – пожал плечами Шумов. – Ты меня во время нашей беседы чем-то зацепил. Интересно было с тобой еще разок поговорить. Я ведь знал, что ты после этого «покушения» ко мне придешь. Ты же хотел составить психологический портрет убийцы. А мне интересно стало: допрешь ты или нет. Насчет волос допер?

– Да. Вы улики хотели скрыть. Поначалу действовали спонтанно. Вы ведь тоже в тот вечер выпили. У вас руки дрожали. Потом вы начали трезветь и вспомнили о дочке. О своих друзьях по спорту. О коллегах по работе. Подумали, какими глазами они будут на вас смотреть на суде. И решили все подчистить. В первую очередь спрятать тело. Ладу не скоро бы хватились. Три дня срок солидный. А как вынести? Расчленить. Она ведь была субтильной. Маленького роста, весила мало. Бараний вес, как говорят. Вот вы и решили спрятать тело. Вынести из дома в сумках. Но у нее были длинные волосы, и вы не видели, где резать, они закрывали шею. Смотреть же Ладе в лицо вы не могли. У нее глаза были открыты, да? – Шумов молчал. – Потому и перевернули жертву на живот и срезали ножом волосы на затылке. Зацепили спьяну лезвием спину несколько раз, потому там и больше всего порезов. Но потом попятились и наступили ногой в кровавую лужу, да еще и рукой о стену оперлись. Вы же бывший мент. И поняли, что это невозможно: спрятать следы такого преступления. В квартире полно ваших отпечатков. Поэтому вы бросили на пол волосы и нож и ушли.

– Соображаешь, – неожиданно похвалил Шумов.

– И вас действительно вычислили. Видимо, начальник угро, где вы когда-то работали, был хорошим сыщиком. И парни в ментовке дружно решили: своих не сдаем. Воронцова была одинокой алкоголичкой. Она не сегодня-завтра все равно умерла бы от цирроза печени. Или ее и в самом деле зарезали бы в пьяной драке. А вы свой. Бывший мент, за «Динамо» когда-то играли. Дочка опять же. Репутация. Они вас пожалели, ваши друзья. И дело спустили в архив. Убийца, мол, не найден. На Берендееву надавили. Уверен, что Лада ей проговорилась. С мужиком, мол, познакомилась. Личную жизнь хочу устроить. Зовут Аркадием. Берендеевой в милиции сказали: забудь это имя. Вы и впрямь видели уголовное дело. Начальник угро вам его показал и при вас удалил компрометирующие вас показания, я прав? – Шумов молчал. – Возможно, и результаты экспертизы загадочным образом исчезли. То, что касалось вас. Поздравляю, Аркадий Валентинович: у вас хорошие друзья. Вы им тем же отвечаете? Бессонов ведь оставил вам ключи от своей машины, уезжая зимовать на Кипр.

– И от дома тоже.

– А вы ему чем ответили? Подставить хотели?

– Он за границей. Вне подозрений. А машину другую купит. Он богатый.

– Так-то вы присматривали за имуществом друга. А он ведь немало для вас сделал, Аркадий Валентинович, но вы всю жизнь ревновали его к Ладе. Ни его, ни ее так и не простили. И вот во что это вылилось.

– Осталось объяснить смертельную дозу этилового спирта в крови у Лады.

– Она поняла, что не сможет, а вы настаивали. Поэтому Лада пила. Вы принесли с собой две бутылки водки. Вы ведь все понимали. Чтобы лечь с вами в постель, Ладе надо было выпить.

– Еще одна бутылка была у нее. – Шумов закрыл ладонями лицо, словно вспоминая.

– Когда Лада разделась наконец, то была уже почти мертвой, – безжалостно продолжал Олег. – Она напилась до бесчувствия.

– Прекрати!

– Она думала в этот момент о любимом мужчине. Возможно, назвала его имя. И вы не выдержали. Озверели.

Шумов глухо застонал.

– Зачем вы вообще к ней подошли? Смотрели бы, как и раньше, издали. Черт вас дернул.

– Бессонов… Я всегда ему завидовал… Хотел, как он… – сдавленно сказал Аркадий Валентинович.

– Это он ходил к Ладе, а не вы. Он устраивал ее на работу, когда она бросила пить.

– А вот это ты врешь! – Шумов открыл лицо. Глаза сверкнули. – Это я сделал! Я! Не было уже никакого Бессонова! А я работаю в отделе кадров! Я все могу!

– Но вы не смогли заставить женщину, которую всю жизнь любили, ответить вам взаимностью. И вы поняли, что эта встреча – последняя. Ничего у вас не выйдет. И тогда вы ее зарезали. Зверски.

Шумов молчал. Весь тот день пронесся у него перед глазами.

Шумов

День был морозный, ясный, и солнце вставало, словно из кровавой лужи.

Он был так счастлив. Наконец-то! Три недели назад Шумов