Книга Дерьмо - Ирвин Уэлш

- Мне надо вернуться... - начинает он.

Я смотрю прямо в большие грустные глаза.

- Мы с тобой начинаем большую охоту на блядей. Ты заставишь своего жеребца показать, на что он способен. Мы за-

дадим им такого перца, что они еще долго будут вспоминать некоего Клиффорда Блейдса. А когда вернешься к себе домой, то первым делом устроишь ей хороший чес. - Я ухмыляюсь и показываю придурку средний палец. - Засадишь ей по самое не могу. И вот что я тебе скажу, приятель. К тому времени она так изведется, что ее губки расступятся перед тобой, как Красное море перед Моисеем. Будешь каждый день кидать ей по палке.

Я показываю, по какой именно палке, чтоб болван не перепутал.

- Ты действительно думаешь, что мне будет от этого какая-то польза?

- Правила везде одинаковые, - с видом знатока киваю я и поворачиваюсь к бармену. - Повтори, друг мой.

Хватит! Я не потерплю, чтобы этот прыщ, этот прибитый жизнью неудачник даже заикался о возвращении домой.

И СНОВА КЭРОЛ

Накрашивая глаза, я всегда чувствую, как просыпается тело. Наверное, правы те, кто говорит, что глаза - ворота души. А моя душа очень сексуальная. Невозможно противиться собственной природе. Этому научил меня Брюс. В такие моменты мне хочется трогать себя... Мне нравится ощущать прикосновение шелковой блузки.

Мне нравится...

Голова идет кругом. Как будто рядом Брюс. Скоро.

Пора. Я ухожу, мама.

Скажи Стейси, что я скоро вернусь.

Пока.

Бар такой большой. Идеальное место для наблюдения за людьми. Здесь много тихих уголков, где можно спрятаться, стать незаметной.

Сижу. Одна. Вспоминаю, как в первый раз увидела родителей Брюса. Они были хорошие люди и жили в шахтерском поселке в Мидлотиане. Все было хорошо, пока не появился этот искуситель Скаргил, из-за которого стали распадаться семьи, а люди повернулись друг против друга. Брюс не был на них в обиде, хотя они обошлись с ним очень жестоко и даже оттолкнули его, своего собственного сына. Вот чего добиваются эти люди: чтобы распались семьи. Им плевать, но, по-моему, когда у тебя нет семьи, у тебя нет ничего. И Брюс тоже так считает. Ужасно некстати, что Стейси произнесла те страшные слова, но мы не виним нашу девочку; все дети проходят через такую стадию, когда говорят всякие глупости. А что касается Стейси, то, на мой взгляд, она просто попала в нехорошую компанию в школе.

В любом случае выгляжу я на все сто; это видно хотя бы по тому, как пялится на меня парень за стойкой. Знаю, он чувствует то же самое. Что ж, смотри, но не трогай, приятель! У меня туфельки на каблуках, на мне та шелковая блузка и плиссированная юбка. Я ловлю свое отражение в зеркале. Неплохо, Кэрол. Неплохо.

Я знаю, о чем они думают: одинокая женщина в баре и все такое. Они думают, что я проститутка, что меня легко снять. Ну и пусть думают. Пусть думают, воображают, мечтают.

Они хотят меня.

Все эти мужчины, они хотят Кэрол Робертсон.

А получить меня может только один, хотя если он пожелает, чтобы я отдалась другому, я это сделаю, но только ради него. А он никогда не захочет, чтобы я досталась кому-то из тех, кто сидит в этом баре.

Я сделала то, что хотела, и теперь ухожу. Ухожу к дочери. Я хорошая мать и хорошая жена.

Все смотрят на меня, когда я иду к выходу. Я сделала, что хотела.

Я на улице. Что-то с глазами. Вывески, рекламы - все расплывается, как будто слова написаны на иностранном языке. Я не чувствую себя в безопасности здесь. Надо вернуться туда, где я чувствую себя в безопасности.

НОЧНОЙ ДОЗОР

Утро начинается с робкого стука в дверь - это Блейдси. Спрашивает, не хочу ли я спуститься и позавтракать.

- Да, неплохо бы, но вот что я тебе скажу, Блейдси: не собираюсь жрать это дерьмо, которое называется континентальным завтраком. Ветчина, сыр и булочки? Ну уж нет. На Хаарлемервеге есть британское кафе. Пошли туда.

Мы идем по Зингелю, чувствуя, как бодрящий ветерок срывает с лица утреннюю паутину. Заваливаем в «Барни брекфэст бар». Здесь полным-полно долбаных студентов и прочей швали с пустыми карманами, так что я с удовольствием помахиваю пачкой денег, делая заказ: бекон, яичница, сосиски, помидоры, грибы, кровяную колбасу, тосты и чай.

- Ты вчера сорвался в самоволку, - с легкой укоризной говорит Блейдси. - Встретил интересных дамочек?

- Да, вообще-то встретил. Одну шотландку в баре. Милая оказалась девочка.

- Не... ну, ты понимаешь... не ночная бабочка?

Я с превеликим раздражением и досадой смотрю на это горе луковое, которое каким-то нелепым образом просочилось в мою жизнь.

- Нет. Она не ночная бабочка. Неужели ты полагаешь, что я могу встречаться только с проститутками? Неужели ты действительно так думаешь?

- Нет... конечно, чет... что ты... - виновато бормочет он.

Сажусь на стул. Выпрямляю спину. Надо объяснить этому мудаку кое-что. Чтобы запомнил. Раз и навсегда.

- Ну так вот, послушай, что я тебе скажу, приятель: у меня баб было побольше, чем у тебя горячих обедов. И я имею в виду только стоящих баб. Первоклассных. За примерами ходить недолго. Не думай, что если я порой по необходимости трахаю шлюх, то мне приходится им платить. Не думай так, - говорю я наглому раздолбаю.

- Извини, Брюс, ради Бога... я вовсе не хотел тебя обидеть. Ты не так меня понял. Я лишь предположил, исходя из того, что мы с тобой находимся в Амстердаме...

- Неверно предположил, - коротко обрываю я, сворачивая сигаретку с «травкой» и закуривая в ожидании заказа.

Завтракаем молча, а потом я ухожу, оставляя этого сучонка наедине с музеями и галереями. Мне нужно другое - порно и наркота.

Держу курс на квартал красных фонарей и торможу, когда хлипкого вида хуеплетишка шепчет:

- Видеошоу. Вам будет полезно... в познавательных целях...

Во мне поднимается возмущение. Какой-то членосос, торчащий на холоде и работающий за конфетку, думает, что может быть частью некоего полезного мне образовательного процесса. Останавливаюсь и медленно, оценивающе оглядываю его с головы до ног. Хлюпик начинает нервничать.

- Видеошоу, - с большей настороженностью повторяет он.

- И как? Есть на что посмотреть? Я перехожу в полицейский режим.

- Самое лучшее.

За его спиной табличка - 25 г.

- За двадцать пять гульденов другого и быть не должно. Иначе я вернусь сильно злой. Усек?

Он вскидывает руки.

- Эй, приятель, остынь. Это же Амстердам. Лучшего ты нигде не увидишь.

- Будем надеяться.