Книга Возлюбленная одинокого императора - Юлия Цезарь

Амелия лишь сидела за книгой. — Прошу, присаживайтесь.

Пока Император пристраивался на кровати, Амелия знакомилась со скрипкой, гладя её и изучая. Пальцами осторожно шла по изгибу деревца, а в мыслях представлялось, как это Император гладит её, как пять секунд назад. Нравилось. Теперь уже нравилось. И если прядь выбивалась, Амелия запрещала себе её поправлять до тех пор, пока они не окажутся у двери её комнаты, где Император касался её и как бы невзначай убирал эту прядь. Интересно, догадался ли он?

Приняв смычок, Амелия начала свой маленький концерт для одного зрителя. Мелодия вырисовывалась в голове изображением какого-то зверька, который сидит в пустой комнате совсем один. Поначалу мелодия была грустной, какой-то даже скучной, но стоило в голове появиться новым образам; стоило Амелии коснуться взглядом Льюиса или того же Императора, как она стала входить во вкус, играя всё веселее и быстрее. Так давно не играла сама, что не сразу заметила, как ножкой стала постукивать в такт.

И Императору нравилось. Он улыбался, он расслаблял уставшие плечи, будто с его души был сброшен тоже какой-то камень. А может, Амелии лишь показалось.

Но она делала нерешительные шаги к нему, думая об одном поступке. Император хотел это. Он грезил об этом и мечтал — Амелия в этом не сомневалась. Но сделать это было для неё самой очень трудно, оттого она старалась скрыться с головой в своей же игре и смотреть на Императора как на мужчину, которого она никогда не знала. И думать о себе как о той, кто не имел прошлого.

Это было трудно. Почти невозможно.

Но когда ей удалось представить эту картину, Амелия неожиданно остановила свою игру на самой заводящей ноте. Сократила расстояние, что было между ними, наклонилась к Императору и целомудренно коснулась устами уголка рта своего господина. Нет. Незнакомого, но очень привлекательного человека.

На несколько секунд замерев в такой позе, Амелия будто ждала удара за дерзость — этот страх был скорее привычкой, хотя Император ни разу даже пальца на неё не поднял. После чего, краснея и загораясь внутри, Амелия отстранилась от Императора, но в глаза посмотреть так и не рискнула.

— Я знаю, как давно вы этого желали. — Её голос был так глух и отстранен, вся влага во рту куда-то испарилась, и Амелия говорила с лёгкой хрипотой. — Мне всё еще нужно привыкнуть к вам, и пока это всё, что я могу вам подарить в ответ.

Император так и замер с рукой, зависшей над Льюисом, чтобы погладить шёрстку. Не получив ожидаемого, котяра сам приподнялся и ткнулся головой в окаменевшие пальцы Императора. Но он этого не заметил, его расширенные от удивления глаза были направлены на Амелию, а все чувства будто нарочно сконцентрировались в уголке губ, которого она так несмело коснулась.

Она сделала первый шаг к нему! О таком он не смел мечтать даже в самых дерзких снах. Но ему не показалось, что подтверждал румянец на щеках Амелии, который можно было разглядеть даже в неверном свете свечей.

И как же ему было мало этого поцелуя! Будто она только что открыла перед ним какую-то дверь, Император вскочил и ринулся в этот проем, пока он не закрылся вновь. В доли секунды он оказался перед Амелией, руки обхватили ее личико, а губы коснулись так давно желанных и столь мягких уст. А они и правда были сладкими, как те медовые сладости.

Амелия испугалась столь резкого и неожиданного порыва, да так, что скрипка со смычком упали на ковёр, а сама она схватилась за кисти рук Императора, будто оторвать от себя хотела, но не смела. Он не делал ничего плохого. Амелия, не отвечая, с бешеным сердцем в груди пыталась понять, что происходит. Но Император лишь целовал. В поцелуе он был осторожен, а руки не сдавливали лицо Амелии.

Она прислушивалась к тому, что хочет её сердце. Оно рвалось далеко прочь из этого замка к Лестату, крича о предательстве. Но Амелия, сама так считая, спасла его, навеки умерев во имя его жизни. Не было Лестата. Он жив. И пусть будут боги милостивы — он счастлив. Он должен быть счастлив.

Император же тоже хотел дарить ей счастье. Именно счастье, пусть и в том ограниченном мире, который он для нее создал. И взамен просил лишь чуть-чуть счастья для себя. Даже в поцелуе, мысли о котором так давно терзали его холодными ночами, Император умудрялся быть терпеливым и сдержанным.

Амелия закрыла глаза, не веря, что начинает отвечать ему, но ей было приятно. А если оттолкнет, их отношения вернутся на пять месяцев назад, если не больше, к самому началу. Его губы были тонкими, и хоть улыбка на них была так редка, но они всё равно были не менее мягкими. Опытные касания уст Императора и то, как его пальцы, будто колдуя, ласкали виски, зарываясь в волосы — всё это отгоняло протест в её сердце, но всё равно что-то не давало покоя. Это всё еще был чужой мужчина. И он мог пойти дальше.

— Мой лорд, — воспользовавшись секундной передышкой Императора, Амелия опустила голову, мешая ему. Он заставил её дыхание сбиться. Что же это? Он заставил её тело желать его? Сжав вновь его за кисти рук, но теперь уже лишь бы просто подержаться за кого-то — пытаясь сконцентрироваться на одной точки, Амелия почувствовала лишь сильное головокружение и тяжесть в дыхании. Это нужно остановить! — Мой лорд, вы забрали у меня уже больше, чем я вам сейчас могла дать. Прошу вас, будьте милостивы. Я не готова к чем-то новому… с вами.

— Амелия, прости, я не сдержался. Я думал… Неважно, — хрипло произнес Император, но не чувствовал ни капли раскаяния в содеянном.

По ее просьбе он остановится на этом, но столь сладкий поцелуй ещё долго будет терзать его мысли. Наконец испробовав этот запретный плод, он возжелал большего. Если ранее он не смел ее даже касаться, то сейчас непрерывно водил руками от висков по волосам, будто убирал пряди, которые то и дело норовили упасть на лицо Амелии. А уж этот поцелуй… Ему пришлось очень постараться, чтобы сделать шаг назад.

— Ступай к себе, — смог наконец совладать он с собой. — Скрипку я принесу в кабинет. Не опаздывай завтра.

Амелия кивнула, прикрывая ладонью губы, но на самом деле, сама того не осознавая, она то и дело касалась их подушечками пальцем, прятала и облизывала, то ли пытаясь стереть чувство чужих губ, то ли… задержать.

— Простите!

Будто она