Книга Спецоперация «Дочь». Светлана Сталина - Иван Иванович Чигирин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Письма и шифровки Ю.В. Андропова подтверждает интенсивную работу по шельмованию Светланы с привлечением к этому «мероприятию» даже её собственных детей.
«В ЦК КПСС
Учитывая, что дети Светланы Аллилуевой будут использоваться в мероприятиях против матери, целесообразно переписать на имя сына лицевой счет квартиры, талоны на кремлёвское питание и дачу.
Андропов».
Одно из мероприятий против матери – такое «благодарное» письмо в ЦК КПСС:
«Вновь продумав все обстоятельства поведения матери, мы находим ему единственное объяснение – в её душевном заболевании.
В это трудное время мы ещё раз ощутили заботу о нас, за что выражаем ЦК КПСС нашу глубокую признательность.
Екатерина Жданова, Иосиф Аллилуев».
Дети объявляют свою мать сумасшедшей! Высший пилотаж.
КГБ в ЦК КПСС
«КГБ докладывает об активном стремлении американской стороны использовать дело Аллилуевой для усиления клеветнической кампании против СССР. Через резидентуры КГБ за границей целесообразно организовать публикацию комментариев, в которых бы содержались сведения, компрометирующие личность и моральные стороны Аллилуевой, бросившей своих детей, осквернившей память отца и потерявшей гражданскую честь.
Андропов».
Это и было сделано для того, чтобы организовать такую кампанию и дискредитировать Сталина и СССР. Всё удалось.
Безмерно тяжело терять детей, которые уходят из жизни по каким-либо физическим причинам. Не намного меньшая тяжесть терять их живыми. Они где-то есть, но у родителя их нет, связь разорвана. Сыновняя любовь растоптана и уничтожена злонамеренными наветами. Безжалостные враги И.В. Сталина обрекли Светлану на самые страшные для матери переживания – потерю любимых детей, которые пали жертвой пропаганды, изуверски внушавшей им ложь на протяжении десятков лет.
В 1984 году она вернулась в Советский Союз и стала жить с дочерью Ольгой в Тбилиси. Здесь её разыскал Виктор. Завязалась переписка.
Глава пятая
Письма 1985–1986 гг.
ТЕЛЕГРАММА
24.03.85.
«Света!
Я и все Ваши друзья (к моему горю среди них нет уже Александры Ивановны) очень рады Вашему возвращению.
Далеко не сразу и не легко раздобыл Ваш адрес и шлю Вам самый искренний привет и пожелания всякого благополучия на благодатной солнечной земле, которую Вы выбрали.
О себе распространяться не буду. Работаю в той же области – пишу. Надеюсь, повстречаемся, расскажу подробнее.
Когда будете в Москве, позвоните.
Большой привет от Вани. Жду весточки. Витя».
«5 апреля 1985
Тбилиси, тел. 22-58-60
Милый Витя!
Как я обрадовалась весточке от Вас! Поверите ли, много раз вспоминала о Вас в зарубежных землях – особенно в Москве, где все было чрезвычайно беспорядочно и бестолково. Никто не мог найти меня, и я не могла найти никого, кто был мне мил и нужен. Мой сын стал отвратительным толстым лысым евреем, он никому не давал мои координаты. Так как мы вконец разругались, то теперь стало лучше. Катерина моя мне ещё не пишет: всё никак не может простить обиду. Я вообще ничего не понимаю…
Я ведь так стремилась именно к ним, – к детям и внукам, а они, оказывается, и не рады моему появлению: как никому не нужное привидение…
С Олей (ей 14 лет…) было очень трудно в Москве, так как её ловили на улицах все ин-корры, которым нечего делать в столице, как брать интервью у девочки. Нам необходимо было уехать, увезти её. Ведь у неё двойное гражданство (американка она по рождению), и хотя этого у нас не признают, но от этого не легче! Таким вот образом и решила я увезти её в Тбилиси (где мне лично мало нравится). Оля здесь хорошо учится в худож. группе, с тем, чтобы поступить затем в художественное училище. Это ей куда легче (у неё таланты), чем сдавать за 10-летку. Я-то ведь, дура, надеялась, что в СССР всё ещё существуют школы на английском языке! А их уже 10 лет как отменили. Вышло очень трудно для меня, так как у нас теперь тут школа-на-дому, учителя, занятия, – и Оля совсем не счастлива, пока что от всех перемен, произошедших в её жизни. Пройдёт долгое время, пока она вполне акклиматизируется и выучит язык.
Ах, Витенька, Витенька… Как шагнуло вперед кино! Какие фильмы делают у нас теперь, – просто красота! Вы пишите?.. (а “Чапаев” остался непревзойденной классикой.)
Какое чудное было время 1952—54, когда мы с Вами дружили. Потом всё смещалось и покатилось (для меня, по крайней мере) куда-то без руля и без ветрил. Я часто удивляюсь, что я все ещё жива, здорова, в своём уме – и вернулась домой! Все это похоже на сон, а часто и на кошмар.
Мои 18 лет за рубежом были ужасными. Не верьте никому, что Вы б. может слышали обо мне – это был кошмар. Мне бы надо выступать с лекциями и объяснять болванам, всё ещё стремящимся к “свободе”, – какая там “свобода” и какая собачья жизнь… Да вот я не люблю никому читать лекций.
Тбилиси, Грузия, – конечно Азия в самом наихудшем смысле этого слова. Но – как и повсюду в мире – попадаются и здесь отличные люди и хорошие друзья. Как я рада, что Ваня жив и здоров и ещё помнит меня. Я знала о смерти Ал. Ил. ещё от Оси, написавшего мне об этом в Англию.
А Ваш Серёжа уже, наверное, женат?.. Как это чудесно, что жизнь идёт, дети растут, и всё продолжается. Надеюсь, у Вас хорошие отношения с Серёжей. Вот у меня ужасно обидный сюрприз, что детки стали такими далёкими. Зато моя младшая, Оля, это просто чудо, – но с ней пока что нелегко. Ей нравится в Грузии и поэтому мне придется тоже сидеть с нею здесь, до поры до времени.
Не бываете ли Вы в Тбилиси? Я бываю в Москве, но редко.
Как я рада, как я рада, что Вы нашлись, причем “сами” отыскались! Я ведь и не знала, как Вас искать, где и что.
Напишите ещё о Ваших делах.
Как я рада! Обнимаю Вас и Ваню. Светлана.
P.S.
Я думала (и планировала), что мы будем в Москве, Оля пойдет в английскую школу, а я вернусь к переводам с английского для “Прогресса”, – что я и делала когда-то.
Но всё пошло вкривь и вкось, а главное – оказалось, что и мне самой как-то ужасно трудно “входить” снова в эту самую обычную и нормальную жизнь в особенности с моими детьми.
М. б. я бы это сделала куда легче, не будь Оли. Но её абсолютно нельзя было бросить там, – у неё никого нет там, кому бы нужна была эта бедная девочка. Нравы-то ведь там пожёстче чем у нас, – этого ещё у нас никто не знает и не понимает. Мы – самый добрый и щедрый народ на свете,
