Книга Жизнь и смерть Маноэла дос Сантоса Гарринчи - Игорь Валерьевич Горанский

родился не здесь, — говорит один из них. — В этом доме жила семья Амаро. Гарринча здесь вырос.

Далее идем уже все вместе. Чтобы развеять их настороженность, объясняю цель нашего приезда. Парней удивляет, что мы прибыли так издалека. «Приехали специально в Пау-Гранде, чтобы побывать на родине Гарринчи?» Я говорю, что Гарринчу помнят в нашей стране и хотят знать о нем побольше. Эта фраза явно располагает к нам парней, их языки развязываются.

Мы подходим к квадратному пруду. Вокруг водяной глади невысокие, заросшие зеленой травкой берега. Мостки, нависшие над водой. Как выясняется, это излюбленное место Гарринчи. Здесь он мальчишкой любил нырять и плавать. Кто-то из сопровождающих для иллюстрации, что ли, бросается в омут. Выныривает, смешно и громко отплевываясь. За мальчишкой в воду прыгает ленивая собака. Зной становится невыносимым. Соленый пот, не задерживаясь на бровях, льется на веки. Глаза саднит. Тропинка уводит от пруда в лесок. На его опушке разместился шалаш, сложенный из толстых веток и досок. На нем надпись: «Бар Гарринчи». Вот так неожиданность! У бара толпятся хмурые молодые люди. Вокруг ни души. На секунду обуревает оторопь. Старший из сопровождающих нас парней что-то быстро объясняет стоящим у бара.

— Почему «Бар Гарринчи»? Разве он здесь бывал? — спрашиваем мы.

— Нет, бар новый, открыт недавно. Здесь бывают туристы, впрочем, заходят и местные — те, кто купается в пруду, — чтобы утолить жажду.

Хозяин бара встречает незнакомых людей настороженно, так как еще не зарегистрировал свое заведение, и принимает их за налоговых инспекторов, которые могут наложить штраф или конфисковать имущество и товар.

Угощаем всех кока-колой и, пожурчав кинокамерой, возвращаемся к машине.

Она накалилась, как пустая кастрюля на огне, и, прежде чем в нее сесть, мы распахиваем все двери и окна.

Снова не спеша едем по пустынной улице.

В небольшом опрятном и совсем не старом домике живет молодая семья. Хозяйка — старшая дочь Гарринчи. Тереза робко приглашает нас в дом. На гладкой белой стене знакомая фотография — Маноэл и Наир в окружении дочерей.

— Вот эта девочка, справа от отца, я, — говорит, смущаясь, Тереза. — Мне тогда только исполнилось три года.

— Давно вы живете в этом доме?

— Нет, недавно. Домик помог купить отец. Он всем старшим дочерям дал деньги на покупку домика или квартиры. Заработал на «Маракане». — Тереза, очевидно, имеет в виду прощальный матч Гарринчи.

— Вы хорошо помните отца, как вы к нему относились?

Тереза пожимает плечами. В Пау-Гранде, кажется, все так поводят плечами, прежде чем ответить на вопрос.

— Отец был хороший человек, очень добрый.

— Почему он так рано умер?

— Пил, — кротко говорит молодая женщина и отворачивается. На лице горькая гримаса.

Муж Терезы работает в Петрополисе, маленькая дочь, чем-то напоминающая Гарринчу, прячется в подол матери. Тереза, крупная, спокойная, не по годам располневшая женщина, проводит нас на террасу. Кратко рассказывает о жизни остальных сестер. После смерти матери все они уехали в Рио-де-Жанейро. Младших взял в свой дом отец.

— Кто еще из родных отца остался в Пау-Гранде?

— Дядя Жозе. Его дом рядом, за углом.

Жозе — старший брат Гарринчи, родился в том же году, что и Маноэл. Сильно располневший человек с красивыми усталыми глазами. Как и у Маноэла, под глазами черные глубокие круги. Мы рассаживаемся в плетеных креслах на веранде и начинаем беседу. Жозе не красноречив, но очень доброжелателен.

— Мане здесь считается кумиром. Смотреть на его футбол приезжали люди со всей округи. Одно время мы вместе играли за команду фабрики. Он был настоящим атаканте[17].

— Ну а каким братом был Гарринча?

— Мы с ним никогда не ссорились, хотя иногда носили одну рубашку на двоих. Мане любил лес, птиц, речку. Он часами пропадал там, забывая и про школу и про уроки. Отец редко ругал его за это, говоря, что не всем легко дается грамота. Сам он еле-еле читал по складам. Отец говорил, что в жизни все зависит от удачи. Он до своих последних дней считал Гарринчу среди нас самым удачливым. Шутка ли, играл за настоящую футбольную команду в Рио-де-Жанейро и даже стал чемпионом мира!

— Ну а как вы считаете, отец был прав?

— Не совсем, хотя Гарринча имел большие способности. В школе он учился неважно, но быстро стал читать и знал много историй, почерпнутых из книг. В Пау-Гранде среди мальчишек слыл заводилой. Он больше всех ловил рыбы на плотине, у него жили самые красивые певчие птицы. Клетки для них он делал сам. Ну а в отношении футбола, тут и говорить нечего. Вы знаете, что это был великий мастер. Гарринча играл весело и без устали. У него всегда было желание играть. К тому же брат обладал железным здоровьем, крепким сердцем. С таким сердцем ему бы играть и играть. Но ему отказывали в контрактах. Брат очень страдал от этого. Его как будто искусственно отлучали от футбола. А футболом он жил, да и зарабатывать он мог только футболом.

У нас в Пау-Гранде Маноэла все считали справедливым человеком. Это качество его характера не нравилось в Рио. Там боялись его прямоты, поэтому быстро от него избавились, когда из-за травм он стал играть хуже. Это звучит странно, но это так, я знаю, — завершил свой рассказ Жозе.

В разговор вступает жена. Она считает, что если бы Маноэл жил по-прежнему в Пау-Гранде, он бы не умер так рано. Его погубил большой город, большие деньги, которые он не умел хранить, и слава. После него в Пау-Гранде уже больше никто так не играет в футбол.

Мы просим показать нам стадион, где начинал свою карьеру юный Гарринча.

После прохладной террасы на улице, наполненной солнечным зноем, кажется невыносимо жарко. От жары попрятались даже собаки. Жозе охотно садится в машину, и мы проезжаем еще два квартала.

Ворота стадиона украшает полосатая эмблема, очень похожая на герб «Ботафого». Дорога к стадиону заросла высокой травой. Поле скорее напоминает заброшенное кладбище, чем площадку для занятий спортом. По краям трава выросла чуть ли не до пояса. На воротах остатки сгнившей сетки. Когда-то в эту сетку влетали мячи, забитые Гарринчей. Мы пытаемся заснять стадион на кинопленку. Трудно найти удобную точку.

— Гарринча обычно играл чуть правее центра, но никогда с ним рядом не играл правый крайний нападения, — вспоминает Жозе. — Он любил простор в атаке. Когда начинал обводить, обыгрывал защитников на высокой скорости, используя большой участок поля. Впрочем, умело действовал и накоротке. Избавившись от опеки, стремительно