Книга Ещё более Дикий Запад - Екатерина Лесина

сиу?

– Тоже жена, – сказала Салли-первая и ресницами хлопнула.

– То есть у него две жены? – Дальше притворяемся дурой и кривимся, будто желая заплакать. – А… а мы тогда как?

Меня погладили по плечу и ласково сказали:

– Ревность – великий грех! И ты должна понимать, что Наставник радеет за будущее мира.

А то, прям израделся весь, на себя не похож стал от избытка радетельности.

– Его дух велик, и семя должно пролиться на землю, дабы породить новый народ. – Это уже пояснила Салли-вторая с тем неестественным восторгом, от которого бледность ее стала заметней, как и румянец на щеках. – И нет в мире женщины, которая могла бы породить столько детей, чтобы заселили они весь мир! Потому и сказано было ему, чтобы брал он столько жен, сколько звезд на небе.

– И оставят они за собой детей бессчетно.

Интересно, это у него от папочки, одержимого воспроизводством магов, или сам додумался? Но я внимала сему бреду, рот приоткрывши, ну, вроде как от восторга. Если нас слушают.

– И много у него уже?

Салли покачали головами.

– От сиу, говорят, есть дитя, но, может, не от него. Никто не видел. – Это уже почти прошептали на ухо. – Об этом не стоит говорить.

– Не буду.

– И еще вот сестра Августа разродится.

– Почему сестра?

– Мы все сестры, ибо любим его одинаково.

Тут я могла бы поспорить, но не стала. На меня натянули белоснежную рубаху из тончайшей ткани.

Подали белье.

Чулки.

Подвязки, расшитые серебряною нитью. Я такой красоты даже в борделе не видывала, хотя Бетти для своих девочек ничего не жалеет и белье заказывает по каталогам. Не для всех, само собою, но все же.

И еще юбка.

Корсет, что сжимает ребра, мешая дышать.

– Наставник не велит затягивать туго, – сказала Салли. – Оно, конечно, было бы красивей. Так-то ты толстовата слегка.

И кто там говорил про одинаковую любовь и грешность ревности?

– Но не переживай, Наставник всех любит одинаково…

– А…

– Надо спешить. Ужин скоро начнется.

Вот этого я точно не ожидала.

Юбки.

И снова юбки.

Жесткие, накрахмаленные. Я чувствовала себя в них будто в ловушке. А поверху упало платье, грязно-зеленое, из дешевой ткани.

– На вечер тебе принесут другое, – утешила меня Салли.

А вторая добавила:

– Истинная красота в душе! Ей не нужны наряды.

Ну тогда будем считать, что я офигительно прекрасна.

Меня усадили и далее в полном молчании убрали волосы. Их вытерли, расчесали и, еще влажные, заплели в тугую косу.

– Будь почтительна, – тихо посоветовала Салли-первая.

– И внимательна.

– От старших сестер зависит твоя судьба.

Кто бы сомневался.

– Вы… – Я сделала вид, что смущена. – Вы не могли бы оставить меня ненадолго? Мне надо помолиться.

Мамаша Мо меня бы прокляла, ибо нехорошо это – молитвой прикрываться. Но девицы обменялись взглядами и синхронно кивнули.

– Ненадолго, – предупредила Салли-вторая. – Ибо нас уже ждут.

– Время трапезы.

– Ненадолго. Мне просто… столько всего… я совсем растеряна. И не хотелось бы, чтобы меня такой увидели.

Они удалились за дверь.

А я… я засунула руку под подушку и вздохнула с немалым облегчением: флакон на месте! Только теперь на шею его не повесишь. Корсаж платья облегает грудь довольно плотно. Зато есть юбки. И чулки с подвязками. Сомневаюсь, что их мне для встречи с другими женами Змееныша вручили. Вообще непонятно, зачем на меня эту красоту напялили. Точнее понятно, но думать о том не хочется.

Я задрала юбки и не без усилий – попробуйте-ка справиться с этаким ворохом без посторонней помощи – сунула флакон под подвязку.

Надеюсь, не вывалится.

Девицы встретили меня недовольными взглядами.

– Что?

– Юбки помялись, – нахмурилась Салли.

– Извините. Я как-то… никогда прежде такого не носила, вот и помяла. – Я постаралась выглядеть виноватой. И, подумав, добавила: – В молитве я стараюсь думать о молитве, а не об одежде.

Это Мамаша Мо говаривала.

Вот, пригодилось.

Девицы кивнули и сказали:

– Идем.

Идти пришлось недалеко.

– Мы принимаем пищу совместно. Это объединяет. – Салли-первая заговорила сама. – И Наставник радуется, глядя на нас.

То есть за этим обедом надо ждать присутствия Змееныша?

Не было печали.

И как себя с ним вести? Хотя… посмотрю на остальных и постараюсь не выделяться. Жаль, что револьверы отобрали.

– Иногда он приглашает кого-нибудь разделить с ним трапезу вечером.

– И не только трапезу, – добавила Салли-первая, ревниво глянув на подругу. – Но лишь избранных. И сразу понятно, кого…

Я хотела спросить, как это – сразу, но не успела: коридор закончился, Салли-вторая толкнула очередную расписанную позолотой дверь.

Мы оказались в огромной комнате, наполненной светом и людьми.

Белый мрамор на полу.

Белые стены.

Позолота, от которой меня уже подташнивать начинало. Длиннющий стол. Кресло-трон во главе, правда пустое. И по обе стороны несколько кресел поменьше, но тоже украшенных золотом. Для Старших жен, надо полагать. Но их тоже нет. А вот остальным достались обыкновенные стулья, на моем и обивка-то протерлась.

Но я ничего.

Уселась, куда сказано. Руки сложила на коленях, хотя в животе урчало, но никто на еду – а на столе стояли огромные миски – набрасываться не спешил.

Все смотрели на тарелки.

Или на руки?

Ну и я тоже. Со смиреннейшим видом, еще немного, и сама поверила бы в собственную кротость. И тут раздался низкий протяжный звук, заставивший моих соседок подняться. Я тоже поднялась.

Застыла.

А на лицах у всех ожидание.

И предвкушение.

И… и такая тоска, что сердце кровью обливается. Проклятье… что с ними станет, если Змееныша убить? Просто взять и… и не сойдут ли они с ума? Салли-первая поспешно заправляла прядку под чепец. Салли-вторая облизывала пересохшие губы.

И та девочка слева тоже. Совсем молоденькая, еще не утратившая естественного румянца.

А дверь на другом конце зала распахнулась, пропуская человека, которого я ненавидела уже вполне искренне и конкретно.

Глава 21,

в которой свершается таинство брака и избранных становится больше

К обеду Змееныш переоделся, и, надо сказать, военный мундир с золотым позументом сидел на нем преотлично. Блестела шитая тем же золотом лента, сияли ордена, переливался драгоценными камнями венец на голове.

Ишь ты.

Однако.

От искреннего удивления я приоткрыла рот, сделавшись, верно, вовсе неотличимой от девиц, меня окружавших. И потому взгляд Змееныша, ненадолго остановившийся на мне, не выцепил ничего этакого. К примеру, желания запихать ему этот самый венец в одно место.

Туда, куда Эдди моему ухажеру букет вставил.

Я же смотрела. Правда, не столько на Змееныша, сколько на женщин, что шли за ним.

Сиу.

И… и она