Книга Писатели за карточным столом - Дмитрий Станиславович Лесной

В популярную «трынку» такому «пижону» могут сдать три короля, оставив себе тройку тузов. В преферансе незаметная смена колоды производится для того, чтобы у намеченной жертвы оказался мизер взяток на пять, что тоже ведёт к оглушительному проигрышу.

Счастливчик Фаберже или «Два часа во Владимирском клубе»

Об истории с пасхальными яйцами ещё долго вспоминали в игроцких компаниях. И как обычно бывает, дополняли ее новыми захватывающими подробностями. Человек, напрямую связанный с этой историей, имел известность как владелец ювелирной фирмы с мировым именем.

В тот вечер, о котором пойдёт речь, Карл Фаберже подъехал к Владимирскому клубу в двух экипажах. В первом он вез Елену Нарышкину, блистательную красавицу, служившую у него «дамой для раздачи подарков». Во второй пролетке следовал жандармский капитан Перегудов, не выпускавший из рук увесистую малахитовую шкатулку.

Капитан остался внизу, а Фаберже с Нарышкиной поднялись по мраморной лестнице в ярко освещённый зал. Карл Густович взглянул на часы. До торжественного закрытия международного турнира по шахматам оставалось два часа. «Приеду к сроку, а пока перекинусь в баккара», — с удовольствием подумал ювелир. Он подозвал лакея и заказал столик с фруктами и шампанским.

Пока Елена усаживалась, к ним подошел известный игрок Павел Колпинский. Поклонившись, он предложил Фаберже сыграть в игру, которую тот сам выберет. Ранее они уже сражались в штосс и дважды счастье было на стороне Фаберже. Но не деньги были нужны ювелиру. Тщеславие — черта художника — подталкивало его на новую дуэль с одним из сильнейших игроков столицы. Одолеть его в третий раз — это было бы славно!

— Очень мало времени, — как бы раздумывая, отвечал Фаберже, — но часок в баккара или покер, пожалуй, сыграю.

— Пусть покер. Вас устроит, если чип будет равен одному золотому, а высшая ставка — не более пятисот?

Ювелир погладил окладистую бороду и покровительственно кивнул:

— Попросите устроить рядом ещё один столик. Я не хочу удаляться от дамы.

Минут через двадцать он уже крупно проигрывал. Однако Карл Густович был подчёркнуто весел. Он верил, ещё пара сдач — и «фишка» повалит. Не зря же его называют в этом клубе «счастливчиком». Наконец он получил на руки королевскую тройку и резко повысил банк. «Вышибать на входке» давно стало его коронным приёмом.

Колпинский задумался. Среди пяти карт он имел сиятельнейшую тройку тузов, но не был уверен, что эта комбинация — выигрышная. «Вот чёртов старик, — с досадой думал игрок, — выкинул на стол четыреста золотых, словно горсть семечек. А для меня это — деньги. Может, не связываться, спасовать и точка? Но вдруг у него карта слабее»?

Павел Колпинский вот уже месяц числился в богатеях. На семь тысяч он обыграл помещика Борового и купил в Лахте, на берегу залива, великолепный дом.

«Смешно пасовать на тузовой тройке, — решил Колпинский. — Мандраж в игре — последнее дело. К тому же посмотрим, сколько прикупит партнёр. А если скажет „серви“? Тогда снова туман…»

Он отсчитал деньги и положил в банк. Пару ненужных карт отбросил на край стола. «Вхожу. Пожалуйста, две самых лучших…»

Столько же обменял и банкир. «Если старик ничего не купит, я стою посильнее». Но Фаберже купил пару десяток. Фул! Он почувствовал, что побеждает: «Не придёт же к партнёру каре!? А чтобы купить фул старше королевского, надо иметь воловье счастье…» Улыбнувшись Елене, ювелир выложил в банк «потолок» — пятьсот рублей золотом.

Колпинский ещё не видел купленных карт. По привычке он тянул их за уголок, получая от этого процесса огромное удовольствие. Но вот приобретенная карта чуть выдвинулась из-за плеча товарки. Дама червей… Теперь Павла устраивала либо ещё одна дама, либо четвёртый туз.

Фаберже пристально взглянул на партнёра, но тот оставался невозмутимым. «Пятьсот мирю и столько же сверху», — сухо сказал Колпинский. Неожиданно он улыбнулся. Ему пришла в голову мысль, что каждая пятисотка — это десять коров в отцовской деревне.

«Улыбается. Да ведь это наивно, — анализировал ювелир, — когда карта великая, изображают скромников. А так, похоже, блефует…»

Он достал бумажник и с удивлением обнаружил, что наличные деньги кончились. «А, чёрт, взял мало. Игра-то только развернулась». Карл Густович поманил пальцем старшину клуба. «Позови, любезнейший, моего капитана. Он в серой карете». Когда появился Перегудов, ювелир, не глядя на него, произнёс:

— Поезжай домой, возьми у управляющего деньги, ну, тысяч десять возьми… И тотчас возвращайся. А шкатулку оставь.

Но тут вмешалась Нарышкина:

— Карл Густович, нам через час вручать призы в дворянском собрании. Капитан просто не успеет.

— Хорошо, — раздражённо ответил Фаберже. — Но я должен в банк пятисотку. Если партнёр не возражает, то поставлю на кон предмет, который стоит не менее.

Он потянул из рук капитана малахитовую шкатулку, открыл… и перед глазами обступивших болельщиков предстали двенадцать яиц, обрамлённых золотой вязью. Через час ювелир намеревался подарить их великим шахматистам — Ласкеру, Капабланке, Алёхину и другим участникам знаменитого санкт-петербургского турнира. Позже он даже себе не мог объяснить, как на такое решился… А сейчас он взял первое из ряда пасхальных яиц и поставил его рядом со стопкой банкнотов: «Идёт за пятьсот?» А про себя решил, что, как только заберёт этот банк, так игре точка. Тут же и уедет. Не проиграет же он с королевским фулем!

— Вы мирите? — тихо спросил Колпинский.

— Да, я больше не повышаю. — И ювелир выложил на сукно трёх королей и пару десяток.

— Сильна ваша карта, однако моя покруче, — как бы извиняясь, проговорил партнёр. Он откинул в сторону даму червей, а затем поочередно выложил четыре туза.

— Каре тузов! — воскликнул кто-то из болельщиков.

Все вокруг взволнованно заговорили. А Фаберже молчал, не отрывая взгляд от четырех карт. Он холодно оценивал возникшую ситуацию. Одно его творение проиграно, и теперь он не мог появиться на закрытии турнира с неполным комплектом. Выходило, надо отыгрываться.

Между тем, рядом с Колпинским появился его верный «поддужный» Данилка Паук. Впрочем, у проигравшегося в пух и в прах бывшего купца была какая-то фамилия. Но кличка «Паук» прижилась в клубе за его вечные вымогательства в игре и в буфете, да и вообще за скверный характер. И сейчас он с издёвкой обратился к ювелиру:

— Вы потрясены, уважаемый господин Фаберже? Действительно, редкое невезение… Такой замечательный фул вчистую побит. И как это вас угораздило нарваться на четыре туза?!

Фаберже пропустил насмешку, как говорят, между ушей. Данилку он презирал. Но у него рождалось непреодолимое желание отыграться. И не только отыграться, но и выиграть. Показав на малахитовую шкатулку, он спокойно сказал:

— У меня ещё одиннадцать ставок.