Книга Девочка и пёс - Евгений Викторович Донтфа
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Элен любила отца. Конечно иногда она и обижалась на него, и сердилась, и раздражалась. Например, когда он отказывался отвечать на какие-нибудь её вопросы, зная что лгать дочери бесполезно, а говорить правду по каким-то причинам ему не хотелось. Не очень ей нравилось и когда он называл её своей мисс Пухляндией, своим Сладким Пончиком, Дирижаблем и Пышечкой, обосновывая это тем, что якобы в младенчестве она была пухлявой толстушкой. Элен обижалась, говорила что на старых видеозаписях она вовсе не толстая, но папа смеялся и утверждал, что это специально выбирали такой удачный ракурс чтобы не расстраивать будущую красотку. Также несколько сомнительным казалось ей обращение "моя маленькая туманность", которое в устах отца звучало вполне ласково, но объяснялось, по его словам, тем что порой она вся такая неопределённая, рассеянная и "туманная". Впрочем затем он трансформировал это в название знаменитых туманностей и Элен стала называться "Голубой Снежок", "Конфета" и изредка "Шикарная", а если папа был не в духе из-за каких-то проделок дочери, то та становилась "Жуком", "Пробкой", "Медузой" или даже "Калебасой". Но сейчас она готова была называться как угодно, лишь бы только это произносил папа. И она вспоминала как летела ему навстречу, прыгала на руки, обнимала за шею и крепко-крепко прижималась к нему. А однажды она обратила внимание что у него сзади на шеи, у самой границы волос две круглых родинки, одна побольше, другая поменьше. Несомненно сам папа и не подозревал о них. Увидев их, Элен тут же вспомнила картинку двойной звезды "Аль-Риша", которую видела буквально накануне на уроке астрономии и с тех пор стала иногда называть отца "мистер Аль-Риша". Папа спрашивал с чего это он вдруг стал "Аль-Риша", на что она загадочно улыбалась и говорила что она кое-что знает про него, но это её тайна.
Да, его часто не было дома, он уезжал в длительные командировки, но это лишь усиливало чувство безумной радости и восторга, когда он возвращался и снова был рядом. Он приходил в ее спальню, он подолгу читал ей прекрасные книги, он рассказывал ей обо всем что знал сам, он советовался с ней и очень внимательно слушал ее, как взрослую. В его темно-синих глазах, так неуловимо похожих на её собственные, она видела всё человечество, весь мир, Бога, Вселенную, всё вместе, наполненное светом и любовью, и так ей было покойно и уютно, когда она сидела у него подмышкой, прижавшись к нему, когда он брал ее на руки, когда она погружалась в тонкий, изысканный, чуть серный аромат его духов «Гивирнэйчи», что ей просто и в голову не приходило желать чего-то еще и она лишь безмятежно улыбалась счастливой улыбкой. Она вспоминала как папа учил ее танцевать, как наряжался в Сэма Колокольчика и Санта Клауса и играл для нее спектакли, как учил ее складывать фигурки Оригами, как они вместе учились готовить грибной суп, запеченную курицу и тушенные овощи под руководством Кита и без помощи кухонных автоматов, как они вместе разгадывали головоломки и ребусы, как она мучила его бесконечными вопросами, а он изо всех сил пытался ответить на них, как она летала на его руках, как они пели любимые песни в караоке, где Кит подсвечивал им в воздухе слова песен, а заодно и служил мощной акустической системой. Она не могла, у нее просто не хватало сил и решимости представить этот мир без отца. У нее не было никого кроме папы, да и не нужен ей был никто кроме него. И с невыразимой нежностью она вспоминала как прокрадывалась к нему в спальню и втискивалась в его объятия. Отец уже давно запретил ей спать по ночам в его постели. По его мнению это дурно сказывалось на её развитие как сильной самостоятельной личности. А он хотел видеть дочь именно такой. Пару раз из-за этого он даже вступал в серьезный спор с Родериком Атинховским, потому что последний, по мнению Валентина Акари, слишком уж баловал свою внучку, заваливая её чересчур дорогими подарками. Один Кит чего стоил. А стоил он, кстати, как небольшой межзвездный корабль. Элен, не взирая на неодобрительное ворчание своего металлического пса, внимательно подслушивала их разговоры, диву даваясь из-за того что папа всё так напутал. Вот как раз дедушка был весьма ироничен, прохладен и порой даже суров с ней и очень редко действительно что-нибудь делал за неё, заставляя её выполнять всю работу, которую по мнению дедушки ей надлежало исполнять. Поэтому когда он жил у них дома, Элен обычно без всяких напоминаний убирала за собой посуду, чистила зубы, расчесывалась, вовремя спускалась к завтраку, одевалась как "юная леди", не пела визгливым дискантом "Песни Отчаянных", не скакала по дому, играя с Китом в нашествие пришельцев, не разбрасывал по всему дому обувь и одежду, за столом не смеялась во весь голос, не чавкала, не "глотала как волк" и пользовалась ножом и вилкой. Тогда как сам отец практически всегда сквозь пальцы смотрел на то что Элен чего-то не хотела делать, отлынивала от каких-то обязанностей, которые как бы считались за ней закрепленными или наоборот творила