Книга Мое открытие Москвы: Новеллы - Евгений Иванович Осетров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В 1593 году был возведен сравнительно небольшой одноглавый собор, украшенный, как было отмечено, «изрядными лепотами»: тремя рядами кокошников - полукруглых щитков. В целом храм сразу заставляет вспомнить, как говорят знатоки, о московском здании конца шестнадцатого века. Это был храм-памятник, где на одной из стенописей Борис повелел изобразить «подобие своего образа», что вызвало ропот - кровь царевича Дмитрия «при невыясненных обстоятельствах» была уже пролита. Как бы то ни было, пучина времени поглотила всех - в ней канули и Борис Годунов, и Лжедмитрий, и его тени…
ДОНСКОЙ МОНАСТЫРЬ. МАЛЫЙ СОБОР (ВИД С СЕВЕРО-ВОСТОКА). XVI ВЕК
ДОНСКОЙ МОНАСТЫРЬ. ШАТЕР КОЛОКОЛЬНИ. XVII ВЕК.
Действие другое. Около ста лет спустя к Малому собору пристроили трапезную и колокольню. Четверть столетия ушло на то, чтобы возвести каменную стену с двенадцатью башнями и бойницами. Монастырь постоянно обстраивался, и над входом появилась мощная надвратная башня, колокольня над западными воротами, а позднее церковь Михаила Архангела, ставшая фамильной усыпальницей, - в свое время здесь состоялась торжественная встреча московских полков, предводительствуемых «ближним боярином» Василием Голицыным, вернувшихся из Крымского похода. Заметьте - опять Крым. Он противостоит Москве, как тьма свету. Дальше Сиваша войско не ходило, но мысль о том, что теперь опасность приходится отражать не под Москвой, а под Перекопом, внушала москвичам радостное чувство. Донской монастырь воспринимался современниками как горделивое напоминание о долгожданном избавлении Москвы от нашествий, десятилетиями терзавших город и русские земли. Военная знать Крымского ханства, утопавшая в фантастической роскоши, сделала набеги на Москву и Украину основной статьей дохода. Крымские разбойники-головорезы - проклятие шестнадцатого и семнадцатого столетий. Вероломство Крыма было общеизвестным, как и его преступная сделка с Оттоманской Портой, на рынки которой поставлялись пленники-славяне. На соседние народы Крым смотрел как на добычу, ждущую захвата и продажи. Никакая дань, никакие подарки не сулили безопасности. После Смуты, когда Русь была ослаблена, Крым захватил и увел двести тысяч русских людей. Если бы собрать воедино слезы, пролитые полоняниками в Крыму, то Черное море вышло бы из берегов… Как же было Москве не гордиться Донским монастырем, стены которого напоминали об избавлении от вековой крымской угрозы!
ДОНСКОЙ МОНАСТЫРЬ. БОЛЬШОЙ СОБОР (ВИД НА ВОСТОЧНУЮ ЧАСТЬ ТЕРРИТОРИИ). XVII ВЕК.
Опять новое действие. В девяностых годах семнадцатого столетия монастырь украсился грандиозным Большим собором. Являя по форме четырехконечный крест, он завершался главами, символизи рующими четыре стороны света. Шея центрального купола составляла в окружности свыше сорока аршин, то есть внутри нее можно, как с улыбкой говорили москвичи, ездить на тройке. Весь собор охватывала паперть-гульбище - одна из самых больших в Москве, на нее вели три торжественные каменные лестницы. Внутри храма по беглым рисункам Василия Баженова - крупнейшего московского архитектора, увлеченного западным искусством, - расписаны были стены фресками «в итальянском стиле», то есть в подражание художникам эпохи итальянского Возрождения.
Огромный внутри, собор был украшен шестиярусным резным иконостасом, покрытым красным золотом. Сама по себе эта неслыханная по размерам стена для икон - произведение прикладного искусства, в создании которого принимали участие мастера Оружейной палаты Карп Золотарев, Абросим Андреев и др. Иконы писали пришедшие из Руси Белой, из города Почепа Остап и Евстафий Ивановы. Надо заметить, что Москва ценила выходцев из западных земель как умельцев и знатоков, улавливающих новые художественные веяния. Почти одновременно с Большим собором были возведены новые стены с башнями. И хотя всякая угроза нападения давно миновала, строители возвели крепость по всем военным правилам. Таким образом, Донской монастырь - памятник и всем другим каменным стражам, защищавшим Московскую Русь. Такова была ненависть к аду и его делам - к чуме нельзя отнестись спокойно. Но к строительству побуждала все-таки большая любовь к месту, находившемуся в опасности.
* * *
Н. М. Карамзин однажды заметил, что немногие из тех, кто провел большую часть жизни в Москве, могут равнодушно смотреть на Донской монастырь, почти все приближаются к нему с умилением и слезами, ибо там - главное кладбище… Действительно, за оградой Донского монастыря постепенно возник город мертвых, один из именитых отечественных некрополей. Мы не знаем, есть ли здесь могилы времен Бориса Годунова. В семнадцатом веке начали погребать тех, кто жил в суровых кельях. Когда в Москву из «полону из шведские земли» привезли тело умершего грузинского царевича, царь Имеретии Арчил II попросил погрести усопшего в каменной палате под соборной церковью. Постепенно образовались усыпальницы грузинских царей, а также князей Багратионов - старинной грузинской фамилии, внесенной в число российских княжеских родов. Так возник исторический памятник Грузии в Москве.
Начиная с екатерининской поры Донской некрополь на многие десятилетия, растянувшиеся, пожалуй, чуть ли не на весь девятнадцатый век, стал не только пристанищем для отживших, но местом паломничества, своеобразным московским обычаем, если хотите, романтической модой. Дело не только в том, что здесь погребены выдающиеся люди. Перед нами - заповедник лет романтизма. Скульпторы годами соревновались в создании памятников, всякого рода символов, аллегорий и надгробных надписей, обращенных к живым: «Прохожий, стой!…» Необычайно интересны эпитафии - изречения, стихи, иносказания… Каких только нет - трогательные, возвышенные, сентиментальные, пространные, лаконичные, официальные, семейные, дружеские, пафосные, бытовые, едва ли не комические… По просьбе родителей безвременно умерших младенцев несколько эпитафий написал сам Николай Михайлович Карамзин, имевший славу первого пера страны… Вот эпитафия Михаилу Матвеевичу Хераскову, автору «Россиады»:
Восплачьте - уж поэт не дышит!
На урне лира возлежит!
Но ах! Гордитесь!
Слава пишет:
Он был и росс, и был пиит.
На Донском похоронен А. П. Сумароков, один из модных поэтов восемнадцатого века, писавший любовные песенки, расходившиеся в списках, трагедии и сатиры, «Эпистолы о стихотворстве», породившей шумные полемики. Нашел тут вечное пристанище и дядя Пушкина, Василий Львович Пушкин, определявший, как всем памятно, юного поэта в Царскосельский лицей, автор озорного «Опасного соседа». Здесь же покоятся И. И. Дмитриев, баснописец, пользовавшийся известностью (до наших дней дожила песня на его слова «Стонет сизый голубочек»), Н. Н. Бантыш-Каменский, один из публикаторов «Слова о полку Игореве», П. Я. Чаадаев, друживший в молодости с Пушкиным и Грибоедовым. Нигде в Москве нет такого обилия масонских надгробий, как на Донском: мистические пирамиды, ленты и знаки, повествующие о «сладком и драгоценном древе жизни», о «премудрости Соломоновой», о «подлинном ключе» к тайнам, о «молотке», которым должно стучать
