Книга 40 градусов в тени - Юрий Гинзбург
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мужики, вам ведь хорошо живется под моим «командованием», а тут что получается: вы защитили диссертации, еще один, такой как вы, – он имел в виду еврея, – собирается это сделать, а я, ваш начальник, не кандидат. А вдруг кто-нибудь проснется, и меня выгонят, а никого из вас не поставят на мое место, поскольку вы все беспартийные евреи. Пришлют вместо меня какого-нибудь антисемита, и вы же будете с ним мучиться. Сделайте-ка мне диссертацию, и всё будет хорошо.
Так государственный антисемитизм помогал коллегам во многих случаях получать прямую личную материальную выгоду, ну как было не воспользоваться им для борьбы с конкурентами-евреями и собственного возвышения. По мере карьерного роста Игорь всё больше ощущал это явление. В данном конкретном случае угроза была, конечно, чепуховой, и Игорь в скором времени стал заведовать отдельной лабораторией, напрямую подчиняющейся директору, но Краснова им стало жалко, и профессор, придумав ему тему, поручил Швецу опекать новоявленного соискателя и сделать с ним кандидатскую диссертацию.
Вообще-то, в советской науке и технике беспартийные евреи – кандидаты и доктора наук были двойным (как евреи и как беспартийные) бельмом на глазу у секретарей партийных организаций и многих туповатых начальников, а также коллег с антисемитским «душком». С одной стороны, благодаря их научным степеням, званиям и высокой квалификации выдавить их с работы или объявить профессионально несостоятельными было весьма сложно, а с другой стороны, воздействовать на них по партийной линии было также непросто.
Глава 4
Земля обетованная
Потеснив Юнга, который недовольно ворчал, профессор втиснул жену на заднее сиденье «Ауди», и компания отправилась из Хайфского порта к своим старым челябинским приятелям, жившим в Хайфе в районе Ромема напротив Дворца спорта. Эти приятели были бывшими «молдаванами», окончившими уральские вузы и осевшими в Челябинске. В шестидесятые годы в Челябинск приезжало много выпускников-евреев из Молдавии и некоторых областей Украины (преимущественно западных) для поступления в вузы, поскольку это было несравненно проще, чем поступить у них дома (из-за регионального антисемитизма). Девушки, как правило, поступали в пединститут на отделение французского языка (иногда испанского или итальянского), поскольку они знали молдавский, несколько похожий на другие латинские языки. А ребята шли учиться в разные вузы и на разные факультеты. В Молдавии в школах, где эти ребята учились, было много евреев, в некоторых городках в классах была половина и более евреев. Соответственно, многие их однокашники в семидесятые годы эмигрировали в Америку и Израиль. И у приятелей профессора по приезде оказались тут знакомые из соучеников, соседей и пр. Друзья Игоря и Даны – Инна и Илья – жили в Израиле уже около года и оба уже работали: Инна преподавала французский в хайфской французской школе «Альянс», а Илья вахтенно работал технологом на заводе в Тверии, производящем клапаны для автомобильных моторов. Их дочка училась в школе, а сын женился на «молдаванке» и эмигрировал в США с родителями жены. Переночевав у приятелей и сложив запчасти, шины, канистры и пр. в их кладовку, всё семейство отправилось в город Цфат, чтобы забрать маму профессора, жившую у родителей зятя и всем вместе ехать в Иерусалим. В Иерусалиме уже около года жила дочка профессора с мужем и внучкой, родившейся незадолго до отъезда. Дочка сняла в Иерусалиме трехкомнатную квартиру для семьи профессора по соседству с собой, в районе Тальпиот Мизрах.
Надо заметить, что одной из причин, побудившей Игоря к эмиграции, был отъезд дочки. Происходил он тоже при довольно любопытных обстоятельствах. В начале 1991 года произошел сильнейший взрыв магистрального газопровода, который шел параллельно железной дороге между Уфой и Челябинском. Как всегда бывает в таких случаях (закон вредности), в этот момент на трассе находились два поезда: один шел на запад, другой – на восток. Количество убитых и раненых исчислялось сотнями, большинство раненых были обгоревшими. Уфу и Челябинск назначили базовыми городами, и туда свозили на лечение основную массу раненых. Зять профессора работал в ожоговом центре и принимал активное участие в лечении пострадавших. Случившая катастрофа на фоне перестройки привела к неожиданному эффекту: в Челябинск начали пускать иностранцев, в частности врачей из разных стран, выразивших желание помогать при лечении пострадавших. Зять окончил английскую спецшколу и прилично говорил по-английски. В центре он был нарасхват. Он относительно близко сошелся с одним англичанином, который при ближайшем рассмотрении оказался сотрудником кампуса больницы «Хадасса» в иерусалимском пригороде Эйн Карем. Уезжая в Израиль, он пообещал устроить зятя в «Хадассу», тем более что зять был кандидатом наук, а в то время кандидатам сдавать врачебный экзамен в Израиле не требовалось. Зять с дочкой стремительно собрались и улетели в Израиль. К тому времени уже ввели экзамен и для советских кандидатов медицинских наук, но зять через полгода его успешно сдал. Пригласивший зятя израильтянин сдержал слово («обещал, но выполнил!»), и зять к моменту приезда в Израиль семьи профессора работал в «Хадассе».
После пересечения Болгарии, Турции и Греции горная дорога из Хайфы в Цфат трудностей у профессора не вызвала, но и сказать, что он был от нее в восторге, тоже было нельзя. По приезде в Цфат произошел неприятный эпизод, мгновенно укрепивший мнение профессора о необходимости отделения религии от государства в Израиле. Была суббота, народа на улицах почти не было, и профессор подъехал к кучке галдящих людей, стоявших на небольшом пустыре. При ближайшем рассмотрении оказалось, что это несколько юношей и взрослых в черных одеждах ортодоксов. Профессор попросил их по-английски показать дорогу на улицу, где жили родственники. В ответ галдеж резко усилился, некоторые из молодых начали стучать по машине кулаками – по «изящному» духу беседы профессор с трудом понял, что они недовольны их ездой в субботу. Накал страстей усиливался минута за минутой. Тогда профессор взял стальную монтировку, всегда лежавшую в машине слева от водительского сиденья, и вышел из машины, а с другой стороны вышел сын тоже с монтировкой в одной руке и с Юнгом на поводке в другой. Юнг рычал, лаял и рвался с поводка. Коллектив ортодоксов мгновенно и тихо исчез, как будто растворился в разряженном горном воздухе Цфата. Тут профессор понял, какая должна быть тактика при общении с местными ортодоксами. Он нисколько не изменил своего вывода за последующие годы жизни в Израиле.
Родители зятя жили на восточной окраине Цфата в небольшом домике, места было мало, и семейство
