Книга Капитан Трафальгар - Андре Лори

– Ведь я вчера весь вечер не плакал, хотя мне было очень грустно и очень хотелось плакать… Хорошо я сделал, не правда ли?.. Скажи, ты доволен мной?

– Да, да, мой дорогой, очень доволен, – ответил я, еще крепче прижимая его к своей груди, – ты доказал этим, что ты достойный сын Жана Корбиака.

Едва успел я опустить его на землю, как Клерсина выхватила его из моих рук и стиснула в своих объятиях. Бедная женщина плакала от радости, а при виде своей любимой няни и мальчик расплакался. То, чего не могли сделать ни страх, ни жестокое обращение, сделали ласка и любовь бедной женщины.

Впрочем, Клерсине вскоре удалось успокоить его, и тогда она передала его моему отцу, который в свою очередь стал обнимать и целовать его, а Клерсина, высоко подняв над его белокурой головкой руки, стала призывать на него благословение свыше:

– Да благословит и сохранит Господь тебя, дитя души моей! – воскликнула она каким-то вдохновенным голосом, не обращая никакого внимания на свидетелей этой трогательной сцены. – Теперь твоя бедная няня может умереть спокойно, так как глаза ее видели тебя опять возвращенным тем, кому ты дорог и кто любит тебя! Дал бы только Бог, чтобы эти глаза мои могли увидеть тебя в другой стране, где ты расцветешь, как цветок! Затем пусть они закроются навсегда, и пусть душа моя пойдет на свидание с родными моими малютками в стране, где все свободны!..

Затем мы оставили зал суда. В коридоре я спросил отца, что нам следует теперь делать. Во всяком случае, необходимо было, чтобы никто не заподозрил присутствия командира Корбиака в здешних водах. Когда же и каким образом могли мы теперь попасть на «Эврику»?

– Право, – шепотом ответил мой отец, – мне было бы крайне неприятно уехать из Нового Орлеана после того, как я потребовал следствия над этим негодяем, Вик-Любеном, не доведя этого дела до конца и не добившись того, чтобы он получил заслуженное наказание! Мне даже хочется отправить тебя вперед с Клерсиной и ребенком на первой попавшейся шлюпке, а самому остаться здесь, чтобы нагнать вас в Каракасе или другом каком порту, где вы подождете меня!

– Как вам будет угодно, батюшка, – ответил я. – Хотя вы сами поймете, конечно, что я предпочел бы остаться с вами, но я, во всяком случае, готов повиноваться вам.

– Так вот поезжай с ними на «Эврику», хотя бы для того только, чтобы узнать мнение командира на этот счет, и, если он имеет что-либо против моего желания, то уведоми меня о том. Нам прежде всего следует подумать о беспокойстве и нетерпении, с каким бедный отец ожидает теперь возвращения своего ребенка. Но не забудь сказать ему, что после того, как я публично обвинял этого мерзавца, я считаю долгом совести и чести доказать его виновность.

Разговаривая таким образом, мы вышли на крыльцо здания суда. Первый, кто попался к нам на глаза, был Вик-Любен, по-видимому, поджидавший нас тут.

Негодяй успел уже вернуть себе всю свою самоуверенность и, опираясь на плечо одного констебля из числа своих друзей, смотрел на нас с нахальным видом и насмешкой.

– Как-никак, а все же они провели одну ночку в тюрьме! Пусть это послужит им уроком! – говорил он настолько громко, чтобы и мы могли услышать это. – Я сожалею только об одном – что их проклятый командир не был вместе со своей прекрасной дочерью.

Эти возмутительные слова слышали, вероятно, еще человек десять-двенадцать из числа публики, выходившей вместе с нами из зала суда.

Первым моим желанием было, конечно, ответить на это оскорбление и покарать мерзавца, но отец вовремя удержал меня. Уже из одного того, что Вик-Любен стоял чуть не обнявшись с констеблем в полной официальной форме, то есть состоящим при исполнении своих обязанностей, было ясно, что он старался вызвать новое столкновение, которое послужило бы поводом ко вторичному аресту. А нам в настоящее время следовало думать лишь об одном – как бы скорее доставить на судно Флоримона и Клерсину.

Вдруг из толпы нежданно-негаданно явился мститель, и мстителем этим был шевалье Зопир де ла Коломб, который, по-видимому, только что присутствовал на разборе нашего дела в зале суда вместе со своим неразлучным котом и кожаной сумкой.

– Господин Вик-Любен! – воскликнул он, подходя к полицейскому надзирателю, – вы подлый негодяй и мерзавец! Я считаю своим долгом сказать вам это в лицо!

Рассвирепевший мулат накинулся было на него с поднятой вверх рукой, готовый поразить одним ударом своего могучего кулака; следом за ним готов был обрушиться на несчастного шевалье и его приятель констебль. Послышалась ругань, брань. Мы невольно остановились посреди набережной, куда уже направились с намерением поискать какую-нибудь лодку или шлюпку, которая могла бы доставить нас на судно командира Жана Корбиака. Видя происходящее, мы, однако, готовы были, невзирая ни на какие соображения, поспешить на помощь бедному шевалье, так великодушно выступившему за нашу защиту, когда увидели, что кто-то уже предупредил нас. Там произошла настоящая свалка, в которой трудно было разобрать что-либо. Слышались только свистки, топот ног, сдавленные крики и страшная возня.

В первый момент мы не могли понять, что там происходило и как все это случилось, но затем вдруг увидели, что на том месте, где только что стоял Вик-Любен, возилось человек пятнадцать матросов, которых мы раньше почему-то не видели или не заметили. Вероятно, они скрывались за углом здания. Вглядевшись попристальнее, я, к величайшему своему удивлению, узнал в них матросов с «Эврики». Они проворно заворачивали кого-то в огромные одеяла и вязали, несмотря на отчаянное сопротивление. Затем, подхватив этот громадный сверток на руки, точно тюк хлопка, пробежали мимо нас. Теперь я увидел, что ими распоряжался Белюш…

– Живо! – крикнул он нам, – бегом на набережную!.. «Эврика» ожидает нас там под парусами, а негодяй в наших руках!..

Не дав себе даже времени ответить, я схватил Флоримона на руки и бросился бежать со всех ног. Отец мой и Белюш, подхватив Клерсину под руки, бросились следом за нами.

Все это случилось так быстро, что никто из присутствующих, видевших похищение Вик-Любена, не успел даже отдать себе отчета в происходящем, и, прежде чем они могли сообразить, в чем дело, мы уже добежали до лестницы набережной и сели на шлюпки, ожидавшие нас у лестницы. Матросы не особенно бережно сбросили в одну из них свою тяжелую ношу, и по команде Белюша «отваливай!» шлюпки понеслись, как стрела, к ожидавшему их клиперу.

Проворно взобраться по трапу, оттолкнуть ногой лодку, в которой находился злополучный констебль, и отдать швартовы было делом одной минуты… Затем, дав свисток, «Эврика», победоносно распустив свои паруса, точно чайка, скользнула по черным волнам Миссисипи и стала уходить в открытое море.

На набережной собиралась толпа. Раздавался призывный звук труб, поднялась тревога, на солнце сверкало оружие. Но прежде, чем какое-либо таможенное судно могло пуститься за нами в погоню, мы уже были вне их досягаемости.

Теперь все мы были вместе, все собрались на палубе «Эврики»! Розетта и Флоримон обнимали отца, счастливого, радостного и довольного, улыбающегося на своем большом командирском кресле. Клерсина плакала от радости. Белюш молча потирал руки с выражением полного удовольствия. Отец мой и я чувствовали себя так легко и прекрасно, как будто у каждого из нас свалилась громадная тяжесть с плеч. Наконец после долгих ласк, объятий и поцелуев со своими детьми командир подозвал меня к себе и обнял нас всех трех одной левой рукой, затем, нагнувшись ко мне, сказал вполголоса: