Книга Один против всех - Борис Седов

Кирей хотел что-то сказать, но схватился рукой за грудь, открыл рот, попытался закрыть и не смог, повалился на бок, на нечистую, со следами ног, скамейку…

- Кирей, ты чего, Кирей? - Леха вскочил, хотел подхватить падающее тело, уложить его удобнее, лучше, но Киреев открыл глаза и произнес, еле шевеля губами, но вполне отчетливо и понятно:

- Лысого вызови сюда… Сергачева… Срочно!..

- Врача, может, Кирей?

- Лысого… Ему все про взрывы… Он врача…

Леха сорвал с себя куртку, свернул аккуратным валиком, подложил Кирею под голову, поместил его ноги на скамью. Спохватился, пощупал пульс на шее, где сонная артерия. Пульс был, слабый, беспорядочный, но - был, и Кастет вытер взмокший на прохладном невском ветерке лоб.

Чудно - сразу, без раздумий вспомнил секретный номер «трубки» Сергачева, тот номер, который знают немногие и который никогда не бывает занят. Набрал, не с первой попытки, дрожали пальцы, как после тяжелого труда. Сразу отозвался Сергачев:

- Говорите!

- Петр Петрович! Это - Кастет…

- Кирей с тобой? Где вы?

- В Летнем саду, врача надо, срочно!

- Я понял. Он…

- Живой. Дышит тяжело, но живой!

- Сейчас буду. «Скорую» только не вызывай!

Начали собираться люди - старушки с внучатами, молодые мамаши с младенцами в колясках, подошел милиционер, спросил с надеждой:

- Пьяный?

- Сердце, - ответил Кастет, поморщившись. От мента пахло потом, чесноком и застарелым, въевшимся в форму перегаром.

Он нагнулся, понюхал, посмотрел на Леху:

- Не дышит!

Кастет оттолкнул бабульку с чадом, услышал в спину:

- Дай посмотреть-то, деревня, чего толкаешься!

Нагнулся к Кирею, снова нащупал пульс, тот же - слабый и беспорядочный.

Где-то рядом засигналила машина, громко, пугающе, на аллею въехал джип, остановился возле Лехи и лежащего на скамейке Кирея. Из джипа, еще кажется не остановившегося, катившего по аллее, выскочил доктор, самый настоящий доктор, самый нужный сейчас - в белом хрустящем халате, белой же шапочке и с красными резиновыми трубочками на шее.

За ним медсестра, слишком красивая, чтобы просто спасать человеческие жизни. А доктор уже порвал на Кирее рубашку, сказал что-то непонятное сестре, та подала ему шприц, так, словно всю дорогу, от Каменного острова до Летнего сада, ехала с этим шприцем в руках, и доктор всадил шприц в самое сердце Кирея, потом отбросил пустой, ненужный, на газон, чем вызвал недовольный ропот бабушек и мамаш, начал усиленно нажимать на грудь Кирея, как раз в том месте, где только что сделал укол.

- Помрет, - с удовольствием сказала одна бабушка другой.

- Помрет, - согласилась та.

- Уже помер, - радостно сказала третья бабушка, сказочное воплощение доброты и жизнелюбия.

- Не-а, - не согласилась первая, - доктор, вишь, работает!

- Дуру гонит, - по-современному откликнулась третья, - бабок побольше срубить хочет. Машина, гляди, какая богатая, значит, деньги есть!

Доктор оторвался от Кирея, повернулся к Леше и улыбнулся:

- Все в порядке, но в больницу надо, срочно!

- Надо, значит, надо, - сказал Сергачев, оказывается уже давно стоявший рядом. - Теперь я решаю!

Доктор поднял с земли упавшую шапочку, на которую уже наступил кто-то из представителей старшего поколения, отряхнул не глядя, сунул в карман.

- Дай закурить, - сказал он Кастету.

А бабульки уже столпились вокруг джипа, яростно лупцуя его сумками и крича:

- Куда ты приехал, ирод, тут дети малые гуляют, а ты на машине своей говенной! Сейчас милицию-то вызовем, и на пятнадцать суток тебя, на пятнадцать суток!..

Милиционер стоял рядом с шоферской дверцей, курил дорогие бандитские сигареты и с удовольствием слушал крики бабушек.

- Сейчас уедем, - сказал ему водитель.

- Да стой сколько влезет, чего их слушать-то! - милиционер сплюнул в сторону старушек. - Понабежали тут…

Братки бережно положили Кирея на заднее сиденье джипа, Сергачев сел спереди, рядом с шофером.

- Леша, ты в Киреевскую машину садись, она у ворот стоит. Езжайте за мной, там поговорим…

«Там - должно быть, в больнице», - подумал Кастет.

Бабульки и мамаши расступились, пропуская машину, потом сомкнулись вновь, обсуждая случившееся.

- А я говорю - помер он! - кричала бабулька-скептик. - А доктор дуру гонит, точно говорю, гонит дуру. Вот у нас в поликлинике участковый… Я ему говорю - болит левый сердечный желудочек, а он, сволочь, только смеется, не может, говорит, такого быть. А кто лучше мой организм знает, я или он? И еще был случай…

Что еще произошло в жизни бабушки с больным левым желудочком Кастет уже не слышал, потому что шел к воротам Летнего сада, где левыми колесами на тротуаре стоял джип Всеволода Ивановича Киреева, или вора в законе Кирея.

* * *

Мы совсем немного отстали от машины с Киреем и Сергачевым «на борту». Они уже въехали на территорию больницы, а наш джип уперся в полосатую палку шлагбаума.

- Куда? - грозно спросил охранник в навороченной «камуфляжке», с наручниками и дубинкой на поясе.

- Мы с ними, - сказал я, махнув в сторону скрывшейся машины Кирея.

Охранник покачал головой и положил руку на дубинку.

- Там! - сказал он, указав в сторону парковки. - Стойте и ждите!

После чего развернулся и пошел в свою будку, где уже готовился к бою его коллега.

- Вышибем? - спросил меня водила. - Шесть секунд!

- Чего вышибем? - не понял я.

- Шлагбаум! - он угрожающе рявкнул мотором и сдал машину назад.

- Не надо, - махнул я рукой, - давай на стоянку, подождем, покурим…

Хотя, конечно же, хотелось быть где-то рядом с Киреем, знать все сразу, сейчас же… Водила аккуратно въехал на стоянку и сказал с укоризной:

- А Кирей бы вышиб!..

Сергачев вышел ровно через полчаса, я знаю, смотрел время каждые пять минут, закуривая новую сигарету. Я увидел его на аллее, сгорбленного, старого, с полотняной кепочкой в руке, и сердце сжалось от нехорошего предчувствия, но я не пошел навстречу плохой вести, просто вышел из машины и встал, опершись о нагретый солнцем капот, а Сергачев все шел и шел, едва переставляя ноги и неминуемо уперся бы грудью в шлагбаум, но охранник приподнял его ровно настолько, чтобы пройти человеку, и Сергачев прошел, не заметив шлагбаум, как не замечал ничего вокруг, и если бы я его не окликнул - прошел бы мимо меня…

- Петр Петрович! - сказал я тихо.