Книга Растворяясь в ярком свете - Джессика Кусд Эттинг

У меня сердце болит за шестнадцатилетнего Бена – и за Бена сегодняшнего. Чип прав. У всех свои заморочки. И своя тьма в душе.

– В какой-то момент все услышанное мной на встречах Нар-Анон[6] вдруг обрело смысл. В действительности мы ничего не можем сделать. Никто не заставит сестру завязать, пока она сама не захочет. Это было чертовски жестоким крушением надежд.

Некоторое время Бен молчит.

– Так что да, ты права. Я подсознательно встречался с девушками, которым требовался спасатель, поскольку был не в состоянии помочь собственной сестре.

Ох! Ну прямо удар под дых.

– Э-э-э, должна признаться, что чувствую себя настоящей задницей, – поморщившись, говорю я. – Мне очень жаль, Бен.

Он наконец встречается со мной взглядом.

– Это противоречит тому, что я говорю. По-моему, ты с первого дня сумела рассмотреть часть меня, скрытую от посторонних глаз.

– Что ж… возможно, не с первого дня.

Уголки его губ приподнимаются в улыбке.

– Верно. Когда мне удалось сразить тебя наповал своим очарованием, я решил побольше узнать о девчонке, которая видит меня насквозь. – Он понижает голос. – Даже если мне никогда не удастся до конца постичь ее душу.

Бен внимательно всматривается в меня в свете луны, и я вдруг понимаю, что пришел мой черед.

Я пытаюсь скрыть охватившую меня нервозность за легкомысленным тоном голоса.

– Вид у тебя такой, будто стараешься придумать, о чем бы меня спросить.

Он обнимает меня за талию.

– Не-а. Я сдаюсь. Не думаю, что мне удастся угадать твою историю. Остается ждать, когда ты сама ее расскажешь.

В волейболе это называется идеальной подачей. Бен забросил мяч разговора в самое подходящее место, чтобы я могла отбить его. Вот и наступило мое пресловутое «то самое время».

С чего же начать?

С начала.

– Ладно… – Пытаясь набраться мужества, я краснею. Неужели я правда это делаю? Подходящий ли сейчас момент?

– Что такое? – удивляется Бен. Похоже, мне удалось всецело завладеть его вниманием.

Идеальнее момента просто не сыскать, это я понимаю. Сердце у меня колотится как сумасшедшее, а перспектива во всем признаться кажется весьма соблазнительной. Хочется стереть, наконец, стоящую между нами тайну.

Ничего не происходит.

– Что ж… Я тебе уже говорила, что мои родители тоже в разводе, но не рассказывала, почему.

У меня перехватывает дыхание, и Бен пожимает мне руку, подбадривая и поощряя продолжать.

– Отец ушел из семьи, когда мне было пять лет, и с тех пор я его не видела.

Чувствую, как мысленно он помещает эту частичку информации в нужную папку существующего в его голове банка данных обо мне – точно так же, как я прежде делала касательно его.

– Ого. Вообще ничего о нем не знаешь?

Вот оно. Начну с письма и перейду к последним шести месяцам своей жизни.

Прежде чем я успеваю произнести хоть слово, представляю лицо Бена после того, как он все узнает. Он, конечно, отнесется ко мне по-доброму. Это же Бен. Взращенный на терапевтических встречах, побуждаемый матерью озвучивать свои чувства, сопереживающий по натуре и просто хороший человек. Правильных слов он, разумеется, найти не сумеет – а кто на его месте сумел бы? – и потому ограничится подходящими случаю расхожими фразами. Также он ухватится за исследования того медицинского препарата и станет уверять, что для меня есть надежда. Она и в самом деле есть.

Но его отношение ко мне изменится. Как у любого нормального человека. Даже если он лучше большинства просто нормальных людей. Так всегда и бывает после открытия конверта. Такое признание навсегда запечатлеет меня в его глазах определенным образом.

Теперь я точно знаю ценность мгновения до. Ну и пусть я эгоистка, не могу заставить себя признаться.

Я с трудом выталкиваю из горла будто проржавевшие слова:

– Нет, никогда.

Полуправда, маскирующая откровенность. В эту игру я играю все лето и так поднаторела, что делаю это без труда, хотя ощущение такое, будто камень проглотила, а обнимающая меня рука Бена вдруг кажется тяжелой, как доспехи.

* * *

Потом Бен возвращает меня на пристань, действуя очень бережно, словно я поделилась с ним большим секретом, хотя на самом деле я этого не делала. Он провожает меня к дому Синтии и долго целует на прощание. Наконец я ложусь в постель, но сон не идет.

Была ли я не права, солгав Бену сегодня?

Прежде чем в моих размышлениях возникнет вездесущий доктор Голд, я сама признаю, что верного или неверного решения в моей ситуации нет. У меня есть моральное право держать эту часть своей жизни при себе столь долго, сколько сочту нужным.

А еще есть так называемое безвыходное положение, созданное противоречащими друг другу пунктами правил. Попробую объяснить, в чем оно заключается. Если ты расскажешь кому-то о гене до того, как этот кто-то узнает тебя поближе и когда ты для этого человека всего лишь девчонка, с которой приятно целоваться, он с легкостью может бросить тебя и уйти. Но если ты расскажешь обо всем после того, как ваши отношения получат развитие, то точно знаешь, что потеряешь, если тебя бросят.

Воздух в комнате убийственно неподвижен. Сжимая в кулаке аметист, я выбираюсь из кровати и вылезаю в окно в надежде ощутить прохладу.

Медленно вдыхая и выдыхая, я пытаюсь выискать крупицы правды, за которые удастся уцепиться.

Этим летом мы с Беном существуем на острове в здесь и сейчас. С болезнью или без, любой сторонний наблюдатель с легкостью заметит стремительно надвигающуюся дату окончания наших отношений, как если бы она была вытатуирована у нас на лбу. Даже если мы пообещаем друг другу сохранить отношения за пределами острова, это не изменит того факта, что через три недели я буду играть в волейбол в Колорадо, а он – либо участвовать в съемках документального фильма, либо учиться в киношколе в Лос-Анджелесе. Как бы отчаянно мы ни старались сдержать слово, я понимаю, что в долгосрочной перспективе мы не сможем оставаться парой. Так зачем портить отведенное нам время, посвящая Бена в истинное положение вещей? Не лучше ли насладиться последними беззаботными деньками, безраздельным вниманием Бена и нынешней версией самой себя, пока не случится неизбежное?

Эти размышления усыпляют мою совесть и позволяют вернуться в постель. Однако заснуть мне не удается еще несколько часов.

Глава 24

Ранее

Через десять часов мы узнаем, является ли Брук носительницей гена. А еще двадцать четыре часа спустя придет мой черед.