Книга Крейсера - Валентин Пикуль

«Не оправдываюсь, а по долгу совести доношу, — строчил он наместнику. — Не считаю себя флотоводцем, командую лишь в силу случая и необходимости по мере совести и разумения до прибытия командующего флотом» (то есть Скрыдлова).

— В самом деле, — справедливо вопрошал Витгефт, — если Скрыдлов назначен на место Макарова, так чего ради он просиживает казенные кресла на Светланской?..

Подобный вопрос давно волновал защитников крепости. Как ни сжимал Того кольцо блокады, его не раз прорывали наши героические миноносники, смельчаки брались доставлять почту в Чифу или Инкоу на китайских джонках. Думали, что и Скрыдлов проскочит в Порт‑Артур, а тогда Вильгельм Карлович свалит на него все колокола и церковные дела. Но Скрыдлов, очевидно, не мечтал быть героем: с трех крейсеров Владивостока он снимал гораздо больше пенок славы, нежели Витгефт со своей броненосной эскадры… Между тем «Его Квантунское Величество», уже озверев, талдычил в депешах Витгефту, чтобы на приход Куропаткина до осени не рассчитывали. Он писал, что все «происходящее на море производит громадное впечатление на Японию… уничтожение транспортов нашими крейсерами вызвало там целую панику, а равно и выход эскадры из Артура. Будьте бдительны, не пропускайте благоприятной минуты — снова выйти с Вашей эскадрой, но только без того, чтобы снова возвращаться на Артурский рейд…».

Витгефт созвал совещание на борту броненосца «Цесаревич», были тут флагманы, были и Стессель с генералами.

— Что вы ждете от эскадры? — спросил их Витгефт.

— Мы, — за всех отвечал Стессель, — ждем, чтобы эскадра разделила судьбу геройского гарнизона. Вот когда гарнизон уйдет, тогда и вы можете уходить… куда вам угодно!

Флагманы решили до выручки от Куропаткина не вылезать из гавани. Одного совещания Витгефту показалось мало, он устроил повторное, с чаепитием; было сообща решено, что эскадра оставит Порт‑Артур для прорыва во Владивосток лишь в самом крайнем случае… Алексеев, узнав об этом, приказал: не в самом крайнем, а в любом случае прорываться во Владивосток! Не следует ждать Куропаткина к осени, не уповать на то, что к зиме подгребет адмирал Зиновий Рожественский…

Алексеев телеграфировал из Мукдена: «Гибель эскадры в гавани в случае падения крепости ляжет тяжкой ответственностью перед законом, неизгладимым пятном на славный Андреевский флаг и честь родного русского флота…»

Это положение, согласитесь, трудно оспаривать!..

* * *

Если Витгефт никогда не оспаривал первенства адмирала Макарова, то Скрыдлов, кажется, ревновал к его славе:

— Легко ему было в Порт‑Артуре… с эскадрою! А вот посидел бы на моем месте, когда от флота остались три крейсера да шаланды всякие. У них там, в Артуре, еще ноги в шампанском моют, а Владивосток два месяца сахару не видел…

Сведения о том, что творится в Порт‑Артуре, с трудом просачивались в Мукден, зачастую устаревшие, а Владивосток извещался наместником телеграфно‑кратко. Газетная же информация зачастую отражала лишь слухи, которым никак нельзя было верить. Скрыдлов, обладая правами командующего флотом, не обладал прямой связью с Порт‑Артуром — вот какая беда!..

Над городом копилась большая лиловая туча, принесенная с океана. Темнело. Ветер гнал по Светланской сор и рванину старых газет, вихрилась пылища, столь несносная, что даже гимназистки закрывали лица дамскими вуалями. Дома Скрыдлова встретила жена Ольга Павловна, стройная англизированная дама, каких художники любят изображать в седлах скакунов, и скромная дочь Маша, приехавшая из Пскова работать в морском госпитале. Тяжелой поступью адмирал проследовал к столу. Вестовой водрузил перед его превосходительством тарелку зеленых щей, украшенных желтком яйца и белизною сметаны. Вдали сухо громыхнуло близкой грозой…

— Сегодня нашего папу, очевидно, лучше не трогать, — сказала Ольга Павловна дочери. — Ты чем‑то огорчен, Коля?

Скрыдлов налил себе стопку померанцевой.

— В наши дела стал вмешиваться сам император. Меня известили из Мукдена о его желании, чтобы крейсера перерезали телеграфный кабель, связующий Японию с материком. О наших крейсерах пошла такая слава, будто им все удается и они только спички чиркать еще не научились… Резать же кабели, лежащие глубоко на грунте, — продолжал Скрыдлов, прислушиваясь, как на подоконник падают первые капли дождя, — это безумие…

За окном вдруг грянул оглушительный ливень.

— Давно пора, — сказала Маша, даже за столом не снимавшая косынки сестры милосердия. Скрыдлов спросил ее о делах в госпитале, — Это… ужас! — ответила дочь. — Я никогда не думала, что раны можно промывать бензином. Нету спирта.

— Что за чушь? Пить‑то спирт всегда находят.

— Однако марлю вымачивают в сулеме. Комки мокрой марли пихают в раны. Все потому, что нет стерилизатора.

— А почему нет?

— Говорят, роскошь. Он дорого стоит…

Скрыдлов отдал дочери свои кровные сто рублей:

— На, Машка! Купи сама этот несчастный стерилизатор, но только не проболтайся, что на мои деньги…

Вечером Николай Илларионович сказал жене, что теперь наместник требует от него не морской, а океанской операции:

— Наши крейсера должны появиться у Токио!

— Ты снова отказался, как и с этим кабелем?

— Нет. Но предупредил, что из трех крейсеров вернуться могут лишь два. Это в лучшем случае. Посмотри на карту сама: в Тихий океан они выходят одним проливом — Сангарским, а каким выберутся обратно? Через Лаперуза?

В пальцах жены дымилась дамская папироса.

— Коля, хочешь избавиться от Кладо?

— А как?

— Предложи ему в этот поход быть на крейсерах…

Скрыдлов вызвал к себе кавторанга Кладо:

— Дорогой Николай Лаврентьевич, вы знаете, сколько офицеров на берегу домогаются чести служить на крейсерах. Кавторанги согласны занимать лейтенантские должности. Все рвутся в бой! Испытывая к вам глубочайшее уважение, хочу доставить вам и персональное удовольствие… Надеюсь, вас обрадует место старшего офицера на «Громобое»?

— Мне ваше предложение чрезвычайно лестно, — сказал Кладо. — Но я боюсь нажить лишних врагов и завистников.

— Не понял.

— Вы же сами сказали, что многие офицеры флота жаждут корабельных вакансий, не желая томиться на берегу. Стоит мне принять вашу вакансию, я переступлю другим дорогу по службе, вызову излишние нарекания, каких и без того хватает. Надеюсь, я еще не слишком надоел вам при штабе?..

Суть этой беседы Скрыдлов передал Безобразову, но друг‑приятель перевел разговор в неожиданный фарватер:

— Николай Ларионыч, я очень далек от сплетен, хотя говорят черт знает что… По старой дружбе хочу предупредить, что ты занял двусмысленное положение. Прости, но люди говорят, что Скрыдлову‑то сам бог велел быть в море, а не сидеть в кабинете. От души советую: тряхни стариной, вспомни, как в молодости вместе с Макаровым атаковал турок на Дунае… Хоть в эту операцию выведи крейсера сам!