Книга Прозаические лэ - Елена Хаецкая

Квинталин заглянул в мешок, где они с Грелантом держали продукты, а там ничего не оказалось.

– Я голоден, – сказал Квинталин.

– Не стану я притворяться, будто мое сердце разрывается при этом известии, – огрызнулся карлик. – Пиво тоже закончилось. Вот к чему приводит бессмысленное увлечение спящей девушкой, которая даже не в состоянии оценить твою заботу о ней.

Квинталин подошел к Валентине и долго смотрел на нее. А она лежала такая спокойная, с легким румянцем.

Квинталин наклонился и поцеловал ее в прохладную щеку. Валентина даже не шелохнулась, а карлик сердито сказал:

– Давай лучше поищем таверну.

От крыши и до порога была таверна совершенно пиктская: ее сложили из неоструганных еловых бревен и истыкали мхом до полной лохматости; под кровлей висели мешочки с песком и нарисованными на этих мешочках человеческими лицами – из-за того, что иные из них были набиты не туго, лица казались искаженными, гримасничающими. Но некоторые были набиты туго и скалились в ухмылке.

Когда дул ветер, мешочки раскачивались, а в остальное время висели неподвижно.

Внутри помещения на большом колесе горели толстые сальные свечи, они коптили, и шипели, и воняли, и почти не давали света.

Карлик пристроил телегу на заднем дворе, а спящую Валентину накрыл с головой холщовым мешком и обвязал дополнительной веревкой, чтобы мешок не сваливался. Затем вошел в таверну вслед за Квинталином.

Все остальные посетители таверны были пикты – смуглые и малорослые, с бородавками от болотных жаб, с жесткими черными волосами, которые они стягивали ременными лентами, и ленты эти охватывали их низкие лбы, перевивали волосы и уползали к подбородку, где и заканчивались мудреным узлом.

Каждый пикт перед трапезой вынимал нож и втыкал его в тяжелый стол из сосновой древесины. А локти на стол никто не ставил, потому что древесина истекала смолой и можно было прилепиться к ней навсегда. Миски же стояли намертво вросшие в столешницу. Их даже не пытались отодрать; каждому едоку вменялось после еды тщательно облизать и обтереть свою миску ветошью.

Хозяин подошел к Квинталину, задрал голову и осведомился:

– Чего тебе, верзила?

– Я голоден, добрый пикт, – отвечал Квинталин.

Хозяин расхохотался и выплюнул гнилой зуб изо рта.

– Добрых пиктов ты не сыщешь, сколько бы ни искал, а что до твоего голода, верзила, – то всей нашей еды не достанет, чтобы утолить его. Чем ты расплатишься за такой обед?

– У меня есть несколько медных монет, – сказал Квинталин. – Да еще арфа, но играть на ней я никому не посоветую.

– Жаль тратить на тебя нашу пиктскую еду, – сказал хозяин. – Свиньи наши нужны нам, чтобы пахать землю и запрягать их в повозки. Не стану я резать ни одну из них ради тебя. Капуста еще не созрела, а репа наша каменная и горькая.

– Дай мне хоть что-нибудь, – попросил Квинталин. – Я умираю от голода!

– Молод ли твой голод или стар?

– Полагаю, молод, потому что доселе мне не приходилось голодать долго и упорно. Если же и случалась нехватка еды, то она заканчивалась за день или два.

– В таком случае насытить тебя будет нетрудно, – решил хозяин. – Пожалуй, впущу тебя в мою таверну.

В этот момент явился и карлик Грелант, который не вступал ни в какие разговоры – просто уселся на скамью и закричал во всю глотку:

– Принесите мне пива!

Тем временем в миску перед Квинталином положили несколько кусков жилистого мяса и две недоваренные репы, действительно горькие и каменные на вкус.

Квинталин же хватал то мясо, то репу и дробил их зубами, а пикты вокруг него показывали пальцами и хохотали.

Наконец насытился Квинталин.

– Возьми мои монеты, хозяин, – сказал он, вынимая кошелек.

– Раз уж тебе охота расстаться с ними, – отвечал хозяин, посмеиваясь, – то, так и быть, заберу. Другой бы счел, что уже сполна рассчитался, но ты, как я погляжу, человек щедрый и готов заплатить сверху.

– О чем ты говоришь? – насторожился Квинталин.

– Ступай себе, верзила, ступай! – сказал хозяин, взмахивая рукой.

Квинталин поднялся и вышел, ковыряя на ходу в зубах. Но когда они с Грелантом очутились на заднем дворе, то обнаружили, что телега со спящей Валентиной пропала.

– Так вот что он имел в виду, этот пройдоха-пикт, когда говорил, что ты уже заплатил за обед! – закричал Квинталин. – Как такое могло случиться?

– Я спрятал ее под мешком, – ответил карлик. – А для надежности обвязал веревкой. Никто бы не заподозрил в том, что лежало на телеге, женщину.

– А на что она была похожа?

– На мешок с каким-нибудь добром.

Квинталин пал на землю, схватился за голову и застонал.

– Да будет тебе! – сказал Грелант. – Может, оно и к лучшему. Для чего тебе спящая Валентина? Это же королевская дочь. Пока она спит, ты не владеешь ею, а когда проснется – так сразу вспомнит о том, кто она такая, и о том, кто такой ты, – не закончится это дело добром, помяни мое слово.

– Нам следует вернуть ее! – сказал Квинталин.

– По мне так, пусть лучше пикты с нею возятся, – отвечал Грелант.

– Вдруг они навредят ей?

– Никогда – они же будут думать, что она мешок с каким-то добром.

– Так ведь они снимут покрывало, развяжут веревку и увидят, что перед ними спящая женщина.

– Тем хуже для них – нет ничего страшнее женщины, тем более спящей.

– Вдруг они сочтут ее мертвой?

– Тем хуже для них: неизвестная покойница – верный признак ведьмы; не зная ее имени, они не смогут ее утихомирить, а уж она-то поглумится над ними!

– О чем ты говоришь! – возмутился Квинталин. – Это ведь Валентина, нежная Валентина! Не станет она глумиться, хотя бы и над пиктами.

– Это так, да пикты ведь об этом не знают.

– И что они сделают?

– Попытаются ее похоронить.

– Так ведь если снять ее с телеги, она проснется и все им объяснит. Они увидят, что она не мертва, а лишь спала.

– Это если они снимут ее с телеги, а не решат закопать вместе с телегой, – сказал карлик, чем погрузил Квинталина в отчаяние.

Так рассуждали они между собой, но ни к чему прийти не смогли. Они даже не знали, в каком направлении пикты увезли Валентину.

В конце концов Грелант схватил Квинталина поперек живота, поднял повыше, взгромоздил себе на голову и медленно пошел прочь. Квинталин свешивался с каменной головы карлика, руки и ноги его тянулись по земле, оставляя борозды, а карлик каждым шагом тонул в земле почти по колено.

Шел он очень долго, пока солнце не село за холмами. Тогда сбросил он Квинталина на сухой вереск, уселся рядом и развел костер.