Книга Хорошие собаки до Южного полюса не добираются - Ханс-Улав Тюволд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну что ж, – фру Торкильдсен хлопнула в ладоши, – пора подавать горячее. Не поможете мне чуть-чуть?
Конечно же, Библиотекарша согласилась. Какая все-таки распрекрасная жизнь. Я на кухне, а рядом фру Торкильдсен, Библиотекарша и огромные, сочные куски мяса.
– О боже! – ахнула Библиотекарша, увидев бифштексы. – Но я вообще-то вегетарианка…
– Глупости, никакая вы не вегетарианка! – почти огрызнулась фру Торкильдсен. – Вашими предками были неандертальцы, которые мясо любили больше всего на свете.
– Да, но это потому что неандертальцам не хватало мозгов, чтобы ловить рыбу, – не растерялась Библиотекарша, и они снова рассмеялись.
Мне нечасто удается рассмешить фру Торкильдсен, да и то, как правило, случайно, так что я даже не понимаю, над чем она смеялась.
Ее смех я просто обожаю. В нем целая человеческая жизнь, он, как песня китов, складывался долгие годы, медленно, настолько медленно, что ни фру Торкильдсен, ни кто-либо еще не смог бы утверждать, будто видел, как это происходит. Оно просто произошло, и процесс этот не закончился.
Разумеется, я тоже способен рассмешить фру Торкильдсен. Для этого мне надо наесться паштета и вымазать им подушку, но, сказать по правде, речь тут скорее о дешевых уловках, чем о тонком юморе. Потыкаться мордой, погоняться за собственным хвостом – штуки немудреные. Вот только репертуар у меня ограниченный, и некоторые номера быстро устаревают. Если уж совсем честно, то и отклик довольно скромный. Смех, который вызываю я, совсем другой, он не похож на смех, рожденный в беседе между фру Торкильдсен и нашей гостьей.
Смех притаился в засаде. По-моему, отличная метафора. Совсем как хищник, который сидит в укрытии, терпеливо поджидая жертву. Вот только кто эта жертва? Кого хищник убьет и сожрет?
Увлеченно рассказывая Библиотекарше о своем герое Линдстрёме, фру Торкильдсен накладывала на тарелку мясо, а я захлебывался слюной. Я не лаял, ни в коем случае, но решил сказать пару теплых словечек.
– Мясо! – гавкнул я и почти добавил: – Охренеть!
Да и пес с ними, с хорошими манерами. Сейчас все серьезно. Пускай эти болтушки наконец вспомнят, что я тоже тут и вот-вот сдохну от голода.
– Тебе тоже перепадет, Шлёпик, – утешила фру Торкильдсен, – уймись.
И продолжила болтать как ни в чем не бывало, а затем они опять чокнулись бокалами. Но прошло еще совсем чуть-чуть, и в мисочку мне положили его – мясо! Сочное, кровавое, как будто я сам его добыл. Сатан Свирепый отрывал от тела своей жертвы куски и жадно заглатывал их. Без соуса. Сатан Свирепый захлебывался от счастья.
– Чем-то же надо забивать старую голову, – услышал я слова фру Торкильдсен, когда, сытый и довольный, вернулся в гостиную.
Я явно что-то упустил. Похоже, Библиотекарша спросила о чем-то, наверное, о том, почему вдова преклонного возраста и ее собака с такой жадностью поглощают книги о событиях, происходивших давным-давно на ледяной выпуклости на другом конце земли.
– Знаменитая экспедиция на Южный полюс – это, казалось бы, история всем известная, да? – спросила фру Торкильдсен и, не дожидаясь ответа, продолжала: – Храбрецы с отважными собаками бредут по снегу и льду до Южного полюса и торжественно возвращаются назад, а капитан Скотт потерял все, потому что у него не хватило соображения воспользоваться собаками. Глупые англичане, которые лучше впрягутся в сани и доведут себя до смерти, чем снизойдут до собак.
– Я больше всего слышала про Скотта, – сказала Библиотекарша, – его еще называют моральным победителем. Помню, я смотрела про него кино по телевизору. «Великий сын империи», что-то в таком духе. Есть в этом что-то жалкое. Прямо как карикатура на лорда Байрона – теряя остатки помпезности, умирать за короля и отечество.
– Уму непостижимо, что он вообще добрался до Южного полюса. Вы только представьте – затащить тяжелые сани на высоту три тысячи метров! Это же ни один человек не выдержит!
– А почему англичане собак не взяли? – спросила Библиотекарша.
– Потому что не соображали, во что ввязались. Позже они поняли, что им следовало бы раздобыть ездовых собак, но они утверждали, будто ездить в санях, запряженных собаками, недостойно цивилизованного человека. А вот против лошади они ничего не имели. Вот только пони, которых привез Скотт, замерзли насмерть. Вполне ожидаемо. И потому сани пришлось тащить самостоятельно. Они изнуряли себя и умирали от заражения крови, цинги и прочих болезней. Захвати они пару собак – и уж точно от цинги бы не мучились. Ужасная болезнь. Из-за нее все твои болячки обостряются. Заставить своих спутников терпеть болезни, которых можно было бы избежать, просто съев собаку, – не вижу в этом никакой моральной победы.
– Британский кодекс чести?
– К сожалению, это, наверное, присуще не только британцам, хотя британцы – чемпионы мира по двойной моральной бухгалтерии. По-моему, это обычный выпендреж. Очень свойственный мужчинам. Поражение и даже смерть лучше победы, если поражение выглядит красивее. Эта мысль пришла мне в голову, когда я смотрела на ту норвежскую спортсменку, которая выиграла нью-йоркский марафон.
– На Грете Вайтц?
– Грете Вайтц, точно! Однажды с ней во время соревнований приключился понос, но ее это не остановило. Она сунула руку в шорты, выгребла дерьмо и побежала вперед к победе, а по ногам так и текло дерьмо. Когда ее спросили, почему она не остановилась, она ответила, что из практических побуждений. Еще до соревнований она продала автомобиль, который был частью приза, и отменять сделку было бы крайне неловко. Роберт Скотт на ее месте скорее умер бы, чем проделал нечто подобное. А вот умереть от ужасных болезней, которых можно было бы легко избежать, – это ему вполне подходит. Он же все равно стал героем-полярником!
– Что вообще движет такими, как Амундсен? – спросила Библиотекарша.
– То же, что движет остальными мужчинами, – честь, слава, богатство и женщины. Именно в таком порядке. И он победил и все проиграл – в одиночку. Амундсен не привязывался к людям, а женщин воспринимал как угрозу своим мечтам и амбициям. Он стал таким, какими делаются мужчины, когда женщина не вносит в их жизнь необходимые изменения. Добавьте цинизма, благодаря которому он способен ради достижения собственных целей перешагнуть через собачьи трупы, – и все, пожалуйте в дамки.
– А как по-вашему, «фру Амундсен» была бы способна его изменить?
– Хороший вопрос! Зависит от того, когда она появилась бы в его жизни. Если бы он по-настоящему любил ее, то едва ли пожертвовал бы ею, пытаясь добраться туда, где людям и делать-то нечего. Тяжкие месяцы и годы во льдах, пока твои дети где-то далеко растут без тебя. К тому же Амундсен был первым норвежцем, получившим разрешение на управление самолетом. Будь у него жена, они вдвоем сели бы на веранде и за бокалом белого вина обсудили сумасшедшую идею отправиться на Южный полюс. И Амундсен, не будь он дураком, сказал бы: «Давай-ка, дорогая, подождем пару лет, а потом лучше туда слетаем на выходные. Тогда всех этих чудесных собак убивать не придется».