Книга Сон и Пепел - Алекс Анжело
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Как она может зарубить друга?
Я прибавила шаг, увеличивая расстояние между нами.
На следующем занятии наставник затронул тему тайных знаний — у многих фамилий хранился в рукавах козырь, особенная магия, что возвышала семью над остальными. И я подумала, что знание Мораном фларканского языка как раз и является этим преимуществом.
Взгляд раз за разом невольно обращался к Люцию. И я вдруг поймала себя на том, что слишком много думаю о нем. Тот хаос, что он создавал вокруг себя, никого не оставлял равнодушным. Этим Моран вызывал симпатию у учеников академии. Он владел просто-таки мистической способностью располагать к себе всех и быть в центре внимания. Даже светлые дэвы в столовой, пусть и бранили его, но в самом деле не говорили это всерьез. Пример Айвен оказался наглядным.
Люций обернулся, застав меня врасплох. Я порывисто отвернулась.
А буквально через несколько секунд на мой стол приземлился клочок бумажки. Это одна из многочисленных записок, которые я не открыла. И подозревала, что, даже открой я хоть одну, она оказалась бы пустой. Юношу, скорее всего, позабавило бы то, что я вообще к ней притронулась.
— Моран, — вдруг позвал наставник. — Я понимаю, что вы неровно дышите к Сорель, но хватит мусорить в моем кабинете.
— Что вы, наставник. Меня просто восхищает образованность и сила дэвы из ордена Сорель, — не смутился Люций.
— Хм, понятно. Но восхищайтесь не на моих занятиях.
Учитель продолжил лекцию, а я с усилием сжала перо, готовая провалиться сквозь землю. Смущение смешивалось пополам со злостью и досадой.
Прошел всего день, и до того как солнце скрылось за горизонтом в Академию Снов вернулась группа Фредерика. Они возвратились одними из первых. Обычно каждый курс делили на два-три отряда и таким составом отправляли на охоту в сопровождении наставника.
Тем же вечером я сидела в своей комнате на кровати, согнув ноги в коленях, и рассматривала книгу на древнем языке. Некоторые символы можно было отыскать в справочнике, но их оказалось всего пара десятков. Каждый знак имел свой смысл, который сразу менялся, стоило появиться даже едва заметной черточке. Я несколько дней искала труды о фларканском языке в библиотеке, но приходилось довольствоваться лишь крохами ничего не значащей информации. Нигде не нашлось ни подробного объяснения структуры языка, ни хотя бы перевода текста, соседствующего с оригиналом. Авторы, написавшие целые фолианты, раздули скупые сведения до неведомых размеров, приходилось разыскивать скудные знания как иголку в стоге сена.
Вдруг раздался стук. Вскинув голову, я почти сразу обнаружила источник шума — кто-то кидал камешки в деревянные ставни. Окна в домиках были без стекол и закрывались перегородками изнутри.
Улыбнувшись, я поднялась на ноги. Полы мантии с легким шорохом скользнули к полу. Подошла, впуская гостя внутрь.
Первым в комнату попал прохладный влажный воздух, а следом, подтянувшись на руках, забрался Фредерик. Брат был без мантии, в одной нижней рубахе и короткой накидке, перевязанной поясом, — в подобном обычно ходили на тренировки, чтобы не запачкать выходной наряд.
Лишь когда я закрыла ставни, он заговорил с наигранной обидой:
— Ты даже не пришла меня навестить…
— Подумала, что ты предпочтешь отдохнуть. — Я быстро подошла к кровати и подняла обе книги с покрывала. Закрыв, убрала в дальний угол полки, на которой ровными рядами стояли другие сочинения.
Сделала это не задумавшись. Наверное, потому что не желала, чтобы брат задавал вопросы.
— Ты же знаешь, я полон энергии, даже весь день в пути не мог меня изнурить! — Несмотря на свои слова, Фредерик лег поперек постели, заложив руки за голову. Его что-то беспокоило.
— Что-то произошло в дороге? — спросила я, садясь на краешек кровати.
Смотрела внимательно, пытаясь уловить каждую эмоцию на его лице.
Он глубоко вздохнул.
— На самом деле ничего опасного. Наткнулись на оскверненную тьмой вещь — лопату могильщика. Мужчина использовал ее на протяжении многих лет. — Фредерик говорил хрипло, прикрыв глаза.
— И что она делала?
— Копала. Точнее, закапывала.
— Людей? — нахмурилась я. На самом деле вот такие проявления энергии из Серого мира, отнимали не мало жизней.
— Нет, петухов. — Выражение моего лица рассмешило дива. — Мужчина был божьим одуванчиком, пусть и занимался всю жизнь столь мрачной работой. Но теневая энергия требовала жертв и ухватилась за то, что могильщика будили крики петухов, не давая выспаться.
— Необычно, — заметила я.
— Еще как, — подтвердил он и замолчал. Улыбка с его лица бесследно исчезла. — Я получил письмо из дома.
Мысли о Долорес вновь дали о себе знать. Обычно я была куда смелее, но в этот раз старалась все тяжелые думы гнать прочь. Однако не получалось. Я постоянно вспоминала наше прощание, когда, изучая слабый вид старой женщины, я подумала, что, возможно, вижу ее в последний раз. В тот момент я не осознала всю глубину своих размышлений, а теперь боялась, что они окажутся пророческими.
— Отец в курсе разрушения реликвий в академии… — вдруг произнес Фредерик совсем не о том, чего я ожидала. — И он зол на то, что это продолжается столь долго. Может, мне стоило бы самому начать поиски?
— Думаю, этого он от тебя и добивается. Но пока ты только ученик, и он не вправе этого требовать. — подумав, сказала я. — Нельзя прыгнуть выше головы. Но я знаю, что, когда наступит время, твое имя будет не один раз записано в хрониках. Тебя запомнят.
Я произнесла это без каких-либо сомнений, уверенно. Но мои слова не слишком его убедили. Я уже давно полагала, что Фредерик рассказывал мне далеко не все, что происходило в его жизни. С тех пор, как отец стал все больше посвящать его в управление орденом, брат изменился.
— Я могу помочь. Снимешь ограничитель? — Не знаю, почему предложила это именно сейчас. Я так давно не влияла на его эмоции.
Брат быстро глянул на меня. Мужская рука поднялась, сначала касаясь шеи, а потом и витой цепочки. Вытащив из-под одежды голубой кристалл, увитый серебряными лозами металла, он несколько секунд задумчиво смотрел на ограничитель, когда-то сотворенный мною. Моим подарком был лишь осколок, а оправу див создал сам, своими руками.
Сложно предположить, сколько времени он в свое время на нее потратил, не став обращаться к мастеру.
— Только не заглядывай глубоко, — снимая цепочку, предупредил он.
— Не буду, — пообещала я. Я не касалась чувств дива уже больше двух лет, и поэтому подступалась осторожно. Остаться на поверхности чужих эмоций тоже требовало сил и концентрации. — Я лишь придам веры в себя. Никто не заметит.
Фредерик — наследник ордена Сорель. Ему нельзя проявлять слабость перед другими, особенно перед даэвами из нашей обители. Его отец тщательно за ним наблюдал и следил, чтобы брат соответствовал своему статусу.