Книга Ермак. Отряд - Игорь Валериев

Обернувшись, я хотел что-то сказать, но губернатор был быстрее. Сделав жест рукой, чтобы я молчал, на маньчжурском приказал уйти назад в беседку сестре, а командующему войсками отдал распоряжение провести остальных в обеденный зал. Пока выполнялись команды Чана, я смаковал про себя имя сестры. Ли Чан Куифен. Ли – первая фамилия, Чан – фамилия по мужу и имя Куифен – «изумрудная». Видимо, так назвали из-за цвета глаз. Наконец на дорожке остались губернатор, генерал Ренненкампф и я.

– Теперь говорите, – кивнув в мою сторону, мрачно произнёс Чан Шунь.

– Четырнадцать лет назад, пока её не похитили хунхузы, Ли Чан Куифен звали Аленина Алёна Васильевна. И она моя родная сестра. Позвольте представиться, Генерального штаба капитан Аленин-Зейский Тимофей Васильевич.

Ренненкампф, задержавший дыхание, пока я отвечал на вопрос губернатора, шумно выдохнул и произнёс:

– Бывают же чудеса в жизни, сам бы не увидел, не поверил бы никому.

Мой новый родственник смотрел каким-то оценивающим взглядом.

– Значит, говорите, брат? Но Куифен говорила, что она из простой казачьей семьи. Как же у неё образовался брат в столь высоком звании и с такими наградами? – тон заданного вопроса не стал мягче.

– Господин генерал-губернатор, позвольте мне кое-что пояснить, – вмешался в разговор Ренненкампф. – Тимофей Васильевич несколько лет назад, будучи простым молодым казаком, спас от смерти цесаревича Николая, закрыв его собой от пули. За этот подвиг государь император наградил его орденом Святого Георгия четвертой степени и пожаловал потомственное дворянство. Потом капитан Аленин служил в личной охране цесаревича, когда тот был наместником Дальнего Востока, и предотвратил ещё два покушения на великого князя Николая Александровича.

– Так значит, вы, господин капитан, и есть тот самый Ермак, или Белый ужас, так, кажется, вас называют казаки и хунхузы? – перебил генерала Чан Шунь.

– Да. Это я.

После моего ответа дзяньдзюнь взял длительную паузу.

– Хорошо, что эту сцену видели немногие. И они будут молчать, – наконец произнёс он. – Понимаете, господа, в среде маньчжурской знати не принято жениться на представителях других народов. Куифен была приведена во дворец после того, как мой младший брат разгромил одну из банд хунхузов. Пораженный цветом её глаз, он попросил меня оставить маленькую девочку служанкой. Девушка выросла и вскоре стала наложницей брата. Они действительно любили друг друга. Но на большее, чем быть наложницей, Куифен не могла рассчитывать.

Мы с Павлом Карловичем зачарованно слушали рассказ Чан Шуня, а тот неспешно продолжал:

– Возможно, вы отметили мой рост, несколько большой для маньчжур и китайцев. Мой брат даже на моём фоне выглядел гигантом. Две его официальные жены не смогли разрешиться от бремени и умерли во время родов. Куифен же принесла Чан Киангу трех сыновей, моих племянников. Прогресс не должен стоять на месте и в семейных отношениях. Я поддался уговорам брата и, как старший в семье, разрешил ему взять в жёны бывшую наложницу.

Губернатор вновь замолчал.

– Вы сказали – выглядел… С братом что-то случилось? – тихо спросил Ренненкампф.

– Он погиб. Чуть больше месяца назад Кианг поехал ревизировать дальние посты наших войск. На одном из них солдаты, перешедшие на сторону восставших, подло и предательски убили его, – Чан Шунь замолчал, закрыв глаза.

В этот раз ни генерал, ни я не решились прервать его молчание.

– Разрешив брату жениться не на представительнице маньчжурской аристократии, я многих восстановил против себя. Если сейчас станет известно, что брат Ли Чан Куифен является русским офицером и тем самым Ермаком, или Белым ужасом, боюсь, мне будет тяжело остаться генерал-губернатором этой провинции. Поэтому сейчас пообедаем, потом вы займетесь делами, связанными с капитуляцией, а мне надо будет подумать…

«Да уж, вот это наворотила судьба-судьбинушка, – думал я, следуя за генералом и губернатором. – Нашёл сестру, вроде бы радоваться надо, а вместо этого гадания, что решит деверь-губернатор. А племянников хотелось бы увидеть, да и с сестрой по-нормальному пообщаться».

В этот день сестру мне увидеть так и не довелось. Да если честно, то и некогда было. Слишком много надо было всего сделать. Ближе к обеду следующих суток я получил через переводчика приглашение посетить дзяньдзюня. Доложив Ренненкампфу, отправился к деверю.

До сих пор был в каком-то душевном раздрае от случившегося. Ренненкампфу-то плевать, а вот тем, кто повыше, шурин генерал-губернатора одной из провинций империи Цин, с которой мы находимся в состоянии войны, так же как и Чану Шуню, словно серпом по одному месту. Эти мысли крутились в голове, пока за спиной переводчика добрался до двери, за которой меня встретил мой новый родственник.

– Проходи, Тимофей. Кажется, так по имени обращаются в вашей стране. Меня можешь называть Шунем, но только наедине, – усмехнулся губернатор, жестом попросив меня присесть напротив него за чайный столик со всей необходимой посудой. – Кстати, Куифен вчера сказала, кем мы теперь по вашим традициям приходимся друг другу, но я уже успел забыть. Слишком сложный язык.

– Я для вас как брат жены вашего брата являюсь шурином, а вы для меня – деверем.

– Шурин, деверь, – с сильным акцентом повторил Чан. – Забавно звучит. И это к чему-то обязывает?

– Как и в любом цивилизованном обществе, жена уходит в семью мужа и в большей степени становится её членом. Но у нас связь с бывшей родней не прерывается. Всякое в жизни бывает, но, как правило, две семьи становятся между собой не то чтобы родственниками, но взаимоотношения между ними будут больше, чем дружескими, – ответил я, беря из рук губернатора протянутую мне длинную чашку с чаем.

– У нас примерно так же.

Чан достал из пары длинную чашку для себя, поднёс её к носу и несколько раз глубоко вдохнул аромат напитка.

– Попробуй этот чай. Это улунский, он очень вкусный.

Склонив голову, я, подражая дзяньдзюню, несколько раз глубоко вдохнул приятный запах и сделал небольшой глоток янтарной жидкости. Действительно, вкусно. Не понимаю я тех, кто пьёт чай чуть ли не кипящим. Дед Афанасий был таким любителем. По мне, так в кипятке никакого вкуса не почувствуешь. Здесь же всё было по-другому. Чай был нормальной для принятия внутрь температуры, а запах и вкус просто на высоте.

– Тимофей, я обдумал сложившуюся ситуацию и решил тебе сказать, что до окончания военных действий лучше не афишировать твоё родство с Куифен, – приземлил меня из-за облачных высей Чан.

– Честно говоря, господин генерал-губернатор…

– Шунь, Тимофей. Не генерал-губернатор, а просто Шунь, – перебил меня деверь.

– Хорошо, Шунь. Честно говоря, я тоже об этом много думал. Боюсь, для моего командования такое родство также станет большой головной болью.

– Ты собираешься доложить об этом?