Книга 28 сантиметров счастья - Анна Шварц

Рустам усмехается. Его взгляд темнеет.

— Охренеть ты наивная. Я это знаю.

И легко дергает меня за руку, чтобы я пошла следом. Я подхватываю подол платья, чтобы оно не собрало с асфальта пыль, и опускаю взгляд вниз, изображая скромную невесту. А в голове рой мыслей. Ну зачем Рустам делает это?

— Можно ваш комментарий? — в лицо неожиданно тычется микрофон и я отшатываюсь, вздрогнув. Громкий и четкий женский голос бьет по ушам, — вы выглядите очень печальной в день вашей свадьбы. Это брак по любви?

Я медленно поднимаю взгляд на растрепанную блондинку лет сорока, которая задала мне этот вопрос.

— Вы до ужаса бестактны, — произношу я, и в этот момент Рустам закрывает меня от журналистки и уводит дальше через толпу.

Смогу ли я вернуться в свой институт после того, что происходит сегодня? Одно ясно — теперь я буду уже не просто какой-то Дианой. Свадьба между дочерью нефтяного магната и Рустамом Садаевым — очень громкое и резонансное событие. Мое лицо будет знать каждая собака. И Эля с Оксаной узнают.

Дьявол, руководство института будет в ярости. Я ведь училась у них по поддельным документам. Если они решат проверить их — быстро убедятся, что тут дело нечисто.

Когда мы заходим в ЗАГС, я обмираю прямо на пороге. Ноги словно врастают в пол. Немеют. По ним бегут мурашки и я растерянно открываю рот.

Отец. Тут мой отец. Неужели он решил приехать? Успел, отложил все дела… ему пришлось, наверное. Он должен сохранить лицо. Неявка на свадьбу дочери — повод для слухов.

Он поворачивается к нам. Невысокий, суровый мужчина. Между густых бровей пролегает складка — он вечно хмурится. Неспешным и показательно ленивым шагом он идет к нам, только я чувствую, что он в ярости. Я научилась это понимать за то время, пока жила с ним. Считывать настроение по малейшим жестам, по мимике, походке и тону. Лишь бы не мешаться, не вызвать гнев лишний раз, не расстраивать и быть удобной.

Моя душа словно раскалывается на две части: одной из них я снова чувствую себя маленькой Дианой. Снова в груди собирается колючий комок тревоги. И снова тоскливая надежда, что это просто я неправильная, а семья у нас очень хорошая. Я слишком мнительная, слишком требовательная. На самом деле меня любят. Просто немного по-другому. А я все порчу своими мыслями и поведением.

— Мирослав где? — тихо и зло интересуется отец, приблизившись. Я выдыхаю. Он не смотрит на меня. Только на Рустама, пока я безуспешно пытаюсь найти в его взгляде хоть каплю заинтересованности именно во мне.

Нет, дьявол. Мне стоит прекратить надеяться, что однажды он поймет свои ошибки. Вспомнит, что я его дочь, раскается и попытается наладить отношения. Слова «возвращайся домой, Ди, мы тебя очень ждем и скучаем» никогда не прозвучат.

— Спроси у своей дочери, — с усмешкой отвечает Рустам. Он его не боится. Это так странно. Я привыкла, что перед папой все лебезят и стараются аккуратнее подбирать выражения. Даже те, кто старше, но Рустаму будто бы глубоко плевать.

— Садаев, — с угрозой произносит отец, делая шаг вперед, — не зарывайся. Дури в тебе дохера. Ума вот пока нихера. Не того пытаешься за хвост укусить. Дочери у меня нет. Сын мой где?

— Мирослав сегодня будет моим свидетелем, — медленно произношу я вместо Рустама. Я понимаю, что в моем взгляде появляется плохо скрытая неприязнь и отец ее увидит, если обратит на меня внимание. Удивительно — он вправду переводит на меня взгляд, и я продолжаю, — если у тебя нет дочери, зачем тогда приехал на мою свадьбу?

— Закрой свой рот, — обрывает он меня, — можешь сказать своему мужу, что он берет в жены нищую девку без роду и племени. В завещании твоего имени нет. Допрыгалась. А его сородичам этот факт важен. Останешься жить на теплотрассе однажды.

— Ты оскорбляешь мою жену, — неожиданно произносит Рустам, и в голосе я слышу очень холодные и стальные нотки, — а значит, оскорбляешь и меня.

Я яростно выдираю руку из ладони Рустама и подхожу к отцу. Наклоняюсь к его уху и шепчу, едва сдерживаясь, чтобы не закричать:

— Тогда, папа, ты сам разберешься, что делать с пистолетом, из которого ты убил брата Рустама. И который сейчас уехал на экспертизу. Хорошего тебе дня.

Резко развернувшись, я ухожу, оставив их наедине.

— А ну сюда иди! — рычит отец, но я уже убегаю, чтобы его не слышать. Слез нет. Только в груди словно рвется какая-то ниточка. Больно и тихо. Сложно смириться с таким отношением. Мне, как воздух, была нужна родительская любовь. Но ее у меня никогда не будет.‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Простите, — я извиняюсь, едва не налетев на очередную журналистку. Перед лицом появляется диктофон и девушка радостно меня спрашивает:

— Можно ваш комментарий для нашего журнала?

— Можно, — соглашаюсь милостиво я, — я безумно счастлива. Это самый лучший день в моей жизни. Это все. Хорошего вам дня.

«Хорошего вам дня» — второй раз говорю эту фразу. Несмотря на тьму внутри, я, вроде как, пытаюсь пожелать добра людям вокруг. Пусть хоть у них будет хороший день.

С болью возвращаются и воспоминания. Как я неуверенно улыбаюсь своим родителям, не понимаю, как правильно себя вести с людьми, которые вроде бы тебе родные, только видела ты настолько редко, что успела забыть их голоса и внешность.

«Бабушка скоро вернется?»

«Бабушке плохо. Она лечится в больнице»

И тревога, которая не дает заснуть ночью. Неловкость, когда я сталкиваюсь с братом, который недоверчиво рассматривает меня и спрашивает, почему я с ними не живу. Почему? Этот вопрос вводит меня в ступор. Никогда не задумывалась. Потому что так надо? Мои одноклассники живут с родителями, ну а у меня просто вот такая семья. Странно, но ведь так бывает?

— Что ты ему сказала? — на плечо ложится тяжелая рука, заставляя немного притормозить и не нестись непонятно куда. Я оборачиваюсь. Рустам смотрит на меня тяжелым взглядом, словно пытаясь пробраться под самую кожу. Видимо, мои последние слова взбесили отца. И Рустам это заметил. Заметил он и отношение отца ко мне. Этого он точно не ожидал. Подозревал, небось, что отец будет беспокоиться за свою дочку, но вместо этого увидел полный холод и равнодушие.

Садаев, видимо, понимает мою заминку и усмехается.