Книга Франция в XI – начале XIII века. Общество. Власть. Культура - Альфред Рамбо

Что бы ни говорили об этих предписаниях, они были вполне необходимы. Они были вызваны не только интересами цеха, стремлением сохранить за ним доброе имя; монополия, которой пользовалась корпорация, налагала на нее обязанность наблюдать за работой ремесленников: строгая регламентация оправдывала привилегию, была ее необходимым последствием. Правда, цехи довольно часто возобновляли одни и те же предписания, но в частом подтверждении нуждаются именно те законы, которые не соблюдаются. Кроме того судьями в этих делах были сами ремесленники: корпоративный дух, чувство товарищества заставляло их извинять проступки, которые, может быть, и они сами совершали. Наконец, мы достоверно знаем, что товары в то время часто были «дурны и недобросовестны»; корпорация резчиков хрустальных печатей и шлифовщиков драгоценных камней запрещала своим членам употреблять цветное стекло вместо драгоценных камней, а между тем в драгоценностях той эпохи мы находим множество таких поддельных камней. Проповедники также с содроганием рассказывали об уловках ремесленников: тут проклятая старуха разбавляет молоко водой, там на всю ночь кладут на сырую землю коноплю или кудель, чтобы увеличить ее вес, там купец кровью свиньи подкрашивает побледневшие жабры своей рыбы. «Вот уже семь лет, как я покупаю говядину только у вас», — говорит покупатель мяснику в надежде добиться уступки. «Семь лет, — отвечает мясник, — и вы еще живы?» Конечно, это анекдот, но средневековые сочинения по промышленной технике, дошедшие до нас в довольно большом количестве, наполнены любопытными рецептами фальсификации, и мы наверное знаем, что испанское золото продавалось по высокой цене потому, что в него примешивался, как говорили, порошок василиска. А что такое был василиск? Одно из самых редких животных, которое получали, помещая в яму двух петухов; они несли яйцо, которое, будучи высижено жабой, и производило на свет это знаменитое животное.

Автономия цеха. Эта организация поглощала экономическую свободу индивидуума. В своей деятельности, в ежедневном труде он должен был сообразовываться с требованиями своего цеха. Но эти требования предписывались самой общиной; действительно, каждая корпорация обладала большой автономией: она издавала законы, управляла собой и была почти независима. Этот строй можно охарактеризовать следующим образом: порабощенный ремесленник в свободной корпорации.

Правда, всякий цех был подчинен сеньору — были ли то рыцарь, церковь, монастырь или коммуна; но обыкновенно верховенство сеньора ограничивалось известного рода суверенитетом, в силу которого он взимал некоторые повинности и творил суд над ремесленниками, получая в свою пользу доходы суда. Иногда это подчинение было даже только номинальным и ничем не обнаруживалось на практике. Часто крупные сеньоры отказывались от этих прерогатив в пользу того или другого любимца или одного из своих чиновников. В Париже большинство цехов зависели от королевского прево, который играл роль почетного президента и судьи, назначал магистратов и взимал некоторые повинности. В Реймсе такими же привилегиями обладал викарий архиепископа. Часто также суверены в самом начале уступали ремесленникам, работавшим на них, право низшего суда над людьми той же профессии, и когда позднее некоторые из этих привилегированных становились важными должностными лицами, то они сохраняли эти права и юрисдикцию. Так, главный королевский поставщик хлеба судил парижских булочников; главный эконом в качестве заведующего королевским гардеробом обладал некоторыми правами над корпорациями, занимавшимися производством и продажей платья, — над старьевщиками, перчаточниками, сапожниками, седельниками; первый шталмейстер продавал дипломы на звание мастера во всех цехах, занимавшихся обработкой железа, и взимал с каждого кузнеца по шесть парижских денье. Точно так же виночерпий был патроном винных торговцев, главный мундшенк — патроном кабатчиков; цирюльники и плотники зависели от королевских цирюльника и плотника. Но большинство этих магистров довольствовалось доходами, которые приносило им их звание, и не вмешивались в дела корпорации; она была предоставлена самой себе.

Многие цеха не получили из чужих рук, а сами составили свои статуты, и все цеха имели право изменять свои уставы. Сеньор или патрон ограничивались тем, что утверждали их решения. Корпорация сама назначала своих магистратов, судей и цеховых надзирателей, так что в сущности она сама судила себя и наблюдала за собой. Мало того, в некоторых общинах, например в общине седельников в Париже, к решению наиболее важных спорных дел приглашалась вся корпорация. Наконец, каждая из этих ассоциаций считалась юридическим лицом, могла приобретать и отчуждать имущество, посылать от себя в суд уполномоченного, некоторые имели даже право владеть печатью. Это были уже экстраординарные гарантии коллективной независимости. Однако эти права не были равномерно распределены между всеми членами цеха: ученики совсем не пользовались ими, и в собрании никто не говорил от их лица; что касается рабочих, то они, правда, пользовались этими правами, но стояли на втором плане; может быть, они и принимали участие в обсуждении и решении важных вопросов, но право голоса при выборе магистратов они получали лишь в редких случаях. Таким образом, преобладающую роль на этих собраниях играли патроны.

Администрация цеха. Управление цехом было вверено старшинам, которых в Северной Франции называли по-разному: присяжными, смотрителями, мастерами, выборными, оценщиками (jures, gardes или gardeurs, maitres, elus, prud’hommes), в Южной — бальи (bailes) или консулами. Их число колебалось между 1 и 12, но обычно их бывало два или четыре. Иногда они составляли две различные коллегии — собственно магистратов, в руках которых сосредоточивалась вся власть, и простых надсмотрщиков, помогавших первым. В цехе мясников Большой бойни над присяжными, избиравшимися на год, стоял пожизненный старшина цеха, который был скорее президентом и постоянным контролером, нежели действительным судьей. Валяльщики избирали двух смотрителей из среды мастеров и двух — из среды рабочих. Шляпочницы или модистки избирали трех женщин-экспертов; ткачи шелковых лент избирали трех мастеров и трех мастериц. Эти должностные лица всегда назначались путем выборов, и ошибочно мнение тех, которые думают, что парижский прево назначал присяжных смотрителей по своему произволу: в действительности он лишь утверждал тех кандидатов, которых представляла ему корпорация, и единственная его реальная привилегия состояла в том, что он мог отрешать их от должности. Способы избрания были различны, иногда прежние смотрители назначали себе преемников или по крайней мере членов избирательной коллегии, но обычно это право принадлежало собранию всей общины. Первой обязанностью этих старшин было посещение мастерских, надзор за работой и наблюдение за доброкачественностью изделий; чтобы заставать мастерового врасплох, они не стеснялись в случае надобности будить его среди ночи; так как иногда они встречали сопротивление и даже подвергались насилию, то они могли являться в сопровождении сержантов; присяжные мясники звали на помощь живодеров. Далее, смотрители обладали и некоторыми судебными правами: если они находили недоброкачественные изделия, то забирали их и составляли протокол; дело разбиралось, и приговор произносился либо самими смотрителями, либо общественным должностным лицом, но по их донесению; в первом случае они являлись судьями, во втором — присяжными. Кроме того, они играли роль посредников при ссорах, возникавших между членами их цеха. Таким образом, профессиональные трибуналы существовали уже в Средние века, и в области своего производства ремесленник зависел от равных ему. Наконец, старшины руководили администрацией цеха, экзаменами и практическими испытаниями, созывали собрания и были представителями корпорации в ее сделках и спорных делах. Они заведовали имуществом общины, собирали ее доходы, которые иногда были очень значительны и происходили из разных источников, таковы были: взносы за принятие в ученики и мастера, штрафы, завещания и подарки, исключительные налоги, которыми ремесленники облагали свои товары для покрытия непредвиденных издержек, например судебных; так, парижские ткачи, задолжав 660 ливров, обложили каждую штуку сукна налогом в 12 парижских денье до полного очищения долга. Из этих средств они поддерживали общие предприятия, имевшие иногда возвышенную благотворительную цель: в воскресенье в Париже работал только один ювелир, и то, что он выручал в этот день, запиралось в особый ящик; в тот же ящик все ювелиры клали получаемые ими задатки; на собранные таким образом деньги они ежегодно во время Пасхи устраивали обед для бедных, содержавшихся в Отел-Дьё. Фабриканты сарацинских ковров раздавали беднякам прихода Innocents половину всей суммы штрафов, которые они собирали. Парижские монетчики основали больницу для прокаженных; повара отдавали одну треть штрафов на поддержку старых цеховых, впавших в нужду; фабриканты ремней воспитывали сирот, не прибегая к помощи корпорации. Но особенно замечательно предприятие парижских кожевников, выделывавших беличьи меха, которые основали настоящее общество взаимопомощи для поддержки своих товарищей, лишенных возможности работать вследствие болезни.