Книга Перстень альвов. Кубок в источнике - Елизавета Дворецкая

Вскоре он женился на девушке знатного рода, бежавшей с западного побережья от наступающих фьяллей, и понемногу приобрел вес. Своим миролюбивым, покладистым нравом, дружелюбием и скромностью Асольв завоевал уважение в округе, и его даже выбрали хёвдингом прилежащих земель, которые стали называть округой Раудберга. Население там было малочисленное, особым богатством окрýга похвастаться не могла, и Асольв жил скромно. Большой поддержкой ему оказалась дружба Вигмара Лисицы, который укреплялся на Золотом озере и год от года усиливал свое влияние. Для закрепления дружбы Асольв даже взял на воспитание двоих детей Вигмара, Альдону и Бьёрна, тем самым признав свою зависимость. Но зато он знал, что его не покинут в беде, а такая уверенность для него была гораздо важнее независимости.

Лейкнир, единственный сын и наследник Асольва, в последние годы гораздо больше времени проводил на Золотом озере, где числился в дружине Вигмара, чем дома, и с родичами бывал редко и недолго. Однако сейчас, когда понадобилось проводить до Кремнистого Склона Торварда ярла, с неба упавшего фьялленландского родича, ему и самому хотелось уехать с Золотого озера. На самом деле именно он, Лейкнир, и уносил в своем сердце все муки отвергнутой любви, но кто станет думать о нем рядом с сыновьями и наследниками конунгов?

Хоть он давно не бывал дома, возможность увидеть родичей не радовала Лейкнира. Родной дом был для него пустыней, и сияющий свежей зеленью лес казался мрачнее лавового поля. Расспросы любопытного Торварда ярла о его семье и об окрестностях причиняли только досаду, и Лейкнир с трудом принуждал себя отвечать хотя бы вежливо и перелагал всю честь беседовать с ярлом на Бьёрна, который тоже пустился в дорогу с ними – просто скуки ради. Собственные мысли Лейкнира остались на берегах Золотого озера – там осталась его боль, от которой он хотел, но не мог и даже не надеялся уехать. Что стоила влюбленность в Альдону горячего, увлекающегося, но и переменчивого Торварда ярла, который знал Альдону всего-то дней десять, по сравнению с любовью Лейкнира, которая длилась уже восемь лет и была самой жизнью его души!

Хельги ярл на день их отъезда еще оставался в Каменном Кабане, но и ему предстояло скоро ехать, а присутствовать при нежном прощании Альдоны с доблестным женихом Лейкнир отнюдь не жаждал. Альдона тоже считала, что ему лучше уехать, потому что притворяться Лейкнир не умел и не хотел, а его мрачное лицо не слишком сочеталось с общим радостным духом.

– Я хотела бы, чтобы ты меньше огорчался и больше радовался! – говорила она, по привычке помогая ему собрать рубашки. – Для всех все устроится наилучшим образом. Разве нет? Это удобно и выгодно и слэттам, и отцу. И всем нам много прибавится чести.

– Ты выходишь замуж ради чести! – словно обвиняя, бросил Лейкнир в ответ. – Разве ты любишь его хоть настолько? – Он сжал два пальца, как будто силился удержать между ними что-то очень маленькое и скользкое.

– А почем ты знаешь? – Альдона сама не знала, любит ли жениха хоть настолько, но не хотела в этом признаться. Она выбрала не просто так, а подумав, и ревнивое неудовольствие Лейкнира не должно ее смущать.

– Потому! – отрезал Лейкнир. Он не верил в любовь Альдоны к Хельги, потому что эта любовь для него была острым ножом. – Кто он такой? Великий герой! Победитель Бергвида! Наследник конунга! Надутый болван! Двух слов связать не может! Сидит все, молчит! Красавец, тоже мне! Ты хоть разглядела, какого цвета у него глаза! Ему нужна не ты, а только наши булатные мечи! Он к ним-то и сватается, а тебя берет в приданое! И мне странно, что Вигмар этого не понимает.

Альдона молчала, и Лейкнир испугался, что хватил через край. Осторожно он повернул к ней голову и встретил ее взгляд. Она смотрела не гневно, а сочувствующе, понимая, чем вызвана эта неприязнь. Дело было не в личных качествах Хельги ярла. Для любого жениха Альдоны, кем бы тот ни оказался, у Лейкнира не нашлось бы доброго слова, но Альдона не могла его за это осуждать.

– Ты ведь всегда знал, что рано или поздно случится что-нибудь в этом роде, – мягко сказала Альдона и положила ладонь на склоненную голову сидевшего на краю лежанки Лейкнира. – Иначе ведь и не могло быть. – Она подчеркнула голосом слово «иначе», и оба они знали, что она имеет в виду. – Что появится кто-нибудь… Хельги ярл, Торвард ярл, все равно.

– Тебе все равно! – буркнул Лейкнир.

– Может быть. И все же между ними двоими много общего. Оба они знатного рода, богаты, прославлены. У них большое будущее, они будут конунгами. Между ними и тобой большая разница. И ты всегда это знал. Скажи мне: ведь ты знал?

Она повернула к себе лицо Лейкнира, точно мальчика, которого спрашивают: «Ты ведь знал, что лазить на амбар нельзя?»

– Знал, – тихо и послушно, без прежнего яростного вызова, ответил Лейкнир. – Но одно дело знать, что что-то там может когда-то случиться, и совсем другое дело – видеть, что оно уже случилось.

– Иначе и не могло быть, – повторила Альдона. – А значит, это «оно» с самого начала было все равно что случившееся. Ты не можешь меня упрекнуть, что я тебе что-то обещала. Мы всегда знали, что этого не может быть.

– Да… – Лейкнир соглашался, но в его нынешних чувствах это ничего не меняло.

Для него «большая разница» между ним и сыновьями конунгов заключалась только в том, что он любит Альдону больше жизни, любит так, как ни один сын конунга не сумеет ее любить! Для них она – одна из тысячи возможных невест, неплохая прибавка к булатным мечам. А для него она – одна-единственная, как солнце на небе, она его богиня Суль, его свет и воздух, сама его жизнь! Какое право они имеют отнимать ее у него? И почему она позволяет им это? Она же знает эту «большую разницу»!

С самого начала! Вспомнить бы, когда это началось! Лейкнир был на пять лет старше Альдоны, и когда к ним в Кремнистый Склон привезли двенадцатилетнего Бьёрна и его младшую, восьмилетнюю сестру, тринадцатилетний Лейкнир не обратил на девочку никакого внимания. Рыжая малявка к мальчикам не приставала, в мужские дела не лезла, а смирно ходила по усадьбе, держась за передник фру Эйвильды, и постигала всякие женские премудрости рукоделия и хозяйства или играла с Эйрой, своей ровесницей, в деревянные куклы. За ней нередко присылали и увозили обратно к Золотому озеру – отец и мать не могли долго без нее обходиться, а вот Бьёрн им не требовался – мальчиков в усадьбе хватало и без него.

А потом… Лейкнир не помнил, как и когда это случилось, но однажды двенадцатилетняя Альдона вдруг глянула на него, семнадцатилетнего, совсем взрослого мужчину, глянула как бы свысока своими серыми, с зелеными искрами, умными глазами, и во взгляде ее была та самая снисходительная усмешка, которая вдруг поставила ее выше всех. И Лейкнир, такой рослый и сильный, вдруг сразу признал свое подчиненное положение и с тех пор только о том и мечтал, чтобы ее насмешливый взгляд сменился ласковым. С тех пор вся его жизнь была подвластна ей, она распоряжалась им, как хотела, а он хотел одного – никогда не расставаться с ней.

– Я тебе давно говорила, что этого не будет! – повторила Альдона. – Ты должен был привыкнуть.