Книга Хэнтон и Лоуренс. Империя - Марина Рябченкова

В комнате два старых кресла, стул и узкая кровать. Под ногами хрустели усохшие цветы. Растения, судя по всему, сюда приносят, но не особенно уносят…

— Вы остались здесь из-за меня? — с некоторым недовольством спросила Сара, присев в кресло. Подогнула под себя ноги, прикрыв их подолом длинного белого платья.

— Мне нужно было где-то провести ночь. В Тэра это проблема. Поэтому я здесь, — поясницей облокотилась о подоконник. Чувствовала, как из щелей между стеклом и рамой рвался сквозняк. — Для меня стало неожиданностью увидеть тебя здесь. Что ты здесь делаешь?

— Живу.

— И что… Тебе это нравится?

— Если бы не нравилось, я бы ушла.

— Точно? — недоверчиво уточнила я.

— Меня не на цепи здесь держат, миссис Лоуренс, — дерзко усмехнулась она.

А я сдержанно поправила:

— Хэнтон.

— И вам не тошно от этого?

— Тошно от фамилии мужа? — не поняла я.

— У вас было все. Свобода! Деньги! Вы могли распорядиться своей жизнью как угодно! — говорила громко и с упреком. Даже с претензией. — Вы могли делать что угодно! Вы могли быть где угодно! Вы могли стать кем угодно! Но вы сделали тоже, что и все… Вы стали еще одной женой Данфорда и нацепили на себя чужую фамилию. Вам не тошно?

— Нет, — моих губ коснулась мрачноватая тень улыбки, потому что поняла: эта девушка когда-то восхищалась Анной Лоуренс, даже хотела быть похожей на нее, но Анна Лоуренс стала Хэнтон. — Я по своему усмотрению распорядилась своей жизнью. Сделать такой выбор меня никто не заставлял. И, несмотря на то, что я… нацепила на себя чужую фамилию, я продолжаю делать, то, что хочу, и бывать там, где считаю нужным. Я продолжаю быть той, кем хочу быть. — Выдержав короткую паузу, с улыбкой добавляю: — К слову, я сейчас не в Данфорде подле Джона Хэнтона и не готовлю для него ужин.

Сара мрачно усмехнулась.

— Я голодна, — честно призналась я. Сара на это ничего не ответила. — Была на кухне и взяла печенье, а там… Ну, ягоды и зерна, это я могу понять. Но цветы?

— Цветы — это тоже дары земли.

— А как насчет фруктов, мяса, рыбы? Сахара, в конце концов? — спросила я, вспомнив, насколько печенье было безвкусным.

— Мы сами добываем рыбу. Выращиваем овощи и собираем ягоды.

— Я не видела здесь реки, — попыталась припомнить я.

— Она очень далеко.

— Ясно…

— Когда в коммуну вступает новый человек, Дилан оставляет нас на два дня и возвращается с едой и одеждой. Привозит сладости и вино. Потому что таким должен быть праздник, когда в коммуну приходит кто-то еще, с костром и в изобилии.

Мне снова стало любопытно.

— И это всегда происходит, когда в коммуну приходит новый человек?

— Да.

Сара в кресле. Я у окна.

Помолчав недолго, спросила прямо:

— Каким был твой взнос за членство в коммуне?

— Вы думаете о нас гадко, миссис Хэнтон, — мое имя назвала правильно, но едко.

— Я пока что не сделала никаких выводов. Просто пытаюсь понять вас.

— Вы уйдете уже завтра. Зачем вам это?

— А вдруг я захочу задержаться?

Сара фыркнула.

— Скорее вы вручите меня отцу, чтобы заручиться его поддержкой и расположением. А после, будь ваша воля, сожгли бы это место, — с вызовом посмотрела на меня. — Не беспокойтесь, у вас это не написано на лице. Эта мысль только иногда в глазах мелькает.

Сара не была свидетелем моего телефонного звонка Слеперсу. То было ее предположение. И в точку!

— Ты бы и сама сожгла это место, будь твоя воля, — с прохладой в голосе заметила я, по сути, подтвердив ее предположения. — Тебе отвратительно платье, которое ты носишь. Тебя раздражает «подруга», с которой ты ходишь. Постоянное отсутствие еды выводит тебя из себя. Но что-то тебя держит в коммуне и это не ее «святые» идеалы.

Взгляд Сары стал еще более воинственным. Я добавила:

— Не беспокойся, у тебя это не написано на лице. Так, иногда в глазах мелькает.

Вопреки ожиданиям, Сара усмехнулась. И я улыбнулась в ответ.

— Почему ты здесь? — попросила я. — Только честно.

— Простите, миссис Хэнтон, — Сара поднялась с кресла. — Но это не ваше дело.

И девушка вышла из комнаты, оставив меня одну.

На подобную демонстрацию характера я нисколько не обиделась. Напротив, от этого разговора ожидала чего-то даже похуже, но Сара вела себя… сдержанно. Правила коммуны всерьез оставляют след на привычках этой девчонки, но не влияют на ее характер. Ее внутреннее эго раздувалось и злилось изнутри, оно требовало свободы. Оно требовало хорошей жизни, лучших вещей и того изобилия, к которым привыкла Сара Слеперс. Но коли так, почему она оставалась здесь?

Что именно ее здесь держит?

Я подошла к окну, чтобы посмотреть на приготовления к празднику во дворе этого большого дома…

За окном оранжевые сумерки. Солнце скоро окончательно уйдет за горизонт и будет темно.

Я вышла из комнаты. А спускаясь по лестнице, в холле наткнулась на Линду. С ней были еще две девушки примерно того же возраста, что и она.

— На вас другое платье, — отметила я длинный до пят фасон. Платье старое.

— Мне дала его Катрин, — улыбнулась Линда. — Она сказала, что мой цвет фиалковый.

На девушках рядом были оранжевое и голубое платья.

В темных брюках и светлой рубашке я пока что выделялась среди этих людей.

— Идемте, скоро начнется праздник, — взяла меня за руку та девушка, что была в оранжевом платье.

И я послушно последовала за ней…

Костер только-только разожгли, так что полыхал он еще не сильно. Вокруг собирались члены коммуны. Тринадцать девушек, четверо парней и Катрин. Одни сидели у костра, напевая веселую мелодию, другие располагались под деревьями, третьи заканчивали приготовления столов. Столы деревянные, еще со времен работы гостевого дома.

Три подноса с печеньем, ягоды, вода. Каждый стол был украшен цветами.

Я не подходила близко, предпочитая оставаться в стороне под навесом разрушенной веранды…

К тому времени, когда солнце окончательно село и в небе засияла луна, огонь костра полыхал ярко и жарко. Люди у костра ели печенье и пели песни. Время от времени звучал веселый звонкий смех.

Мой взгляд метнулся в сторону, где нежные объятия двоих у дерева переросли в жаркие поцелуи. Кажется, никто кроме меня не обратил к ним любопытный взгляд. К открытому проявлению чувств здесь были привычны.

Привычна к этому была и Виктория. На короткое мгновение и впервые за долгое-долгое время я подумала о себе, как о ней. То было неожиданное чувство. Мое прошлое как вихрь вдруг ворвалось в мое сознание, и этому способствовали не только порядки коммуны. Полагаю, воспоминания мистера Доти о Стоунах был первым ударом, выбившим меня из колеи этим утром…