Книга Не бойся, я рядом - Иосиф Гольман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– … с моей женщиной, – с некоторым усилием, но все же произнес непривычные слова Парамонов.
– Если ты разрешишь, я буду рада, – только и сказала Ольга.
Они вышли на залитую солнцем улицу, перешли дорогу и направились в столовку соседнего НИИ, по случаю кризиса открывшую двери чужим сотрудникам.
Мимо прогрохотал красный трамвай, с характерным шипеньем шин проносились редкие – улица почти тупиковая – автомобили.
Пахло нагретым асфальтом, и еще – цветами из близлежащего чахлого палисадника.
Но для Ольги все вокруг пахло счастьем.
Какой же сегодня отличный получался день!
Темная квартира.
Ваза на столе.
«Ничего не надо», —
Ты сказала мне.
Россыпь звезд сменила
Хмурая заря.
«Ничего не надо», —
С грустью понял я.
Месяцы и годы
Бросим на весы.
«Ничего не надо», —
Звонко бьют часы.
Льется из окошка
Тускловатый свет.
Ничего не надо.
Ничего и нет.
Приставлен к сердцу ржавый гвоздь.
Торчит он шляпкою наружу.
Лишь повернулся неуклюже —
И все исчезло. Не сбылось.
Так тяжело с гвоздём ходить,
Прижавшись теплым сердцем к жалу.
Оно бы в пятки убежало,
Да трудно сталь перехитрить.
И шепоток, и хохоток
Я слышу чутко слухом тонким.
Стучит, стучит по шляпке звонко
Неутомимый молоток.
Сбить одиночества печать —
Вот цель моих попыток робких.
Но ржавое железо знобко
Приказывает мне молчать.
И все ж меня, любовь, найди!
Я жду, как взрыва ждет граната.
Ты улыбнешься виновато
И – шляпку вдавишь до груди!
Одиночество – сладко и больно,
Цепкость глаз, устремленных туда —
В неохватность. Туда, где довольным
Не бывать. Не бывать никогда.
Одиночество – это прекрасно.
Взгляд углублен и мысли остры.
Циолковский в Калуге злосчастной
Открывал нам иные миры.
Одиночество – разума допинг.
Не забыв инквизиций кресты,
Среди шумной толпы одинокий
Леонардо искал красоты.
Одиночество – плата постигших.
Одинокий счастливец смешон.
Маяковский ушел, не простившись.
Мандельштам, растворившись, ушел.
Его, могучего,
Накрыло тучами.
Надежды сонными
Исходят стонами.
«Не бойсь! Не трону!
Сам уйду с трона.
Как зимы стылые,
Все опостылело…»
Уже не веруя,
Наладил вервие.
Как рог изюбриный,
Перо иззубрено.
Маханул нервно:
«С подлинным – верно!»
Внизу листочка —
Поставил точку…
Уже две недели, как Татьяна сидит дома.
Хотя дома как раз она бывает редко – все больше с поездками, походами и визитами: вдруг осознала, что за жвачкой ежедневных текучих дел упустила очень многое из того, что упускать нельзя.
Поиском работы почти не занималась.
Не хотелось.
Деньги еще были. Плюс – она сдала, правда, совсем недорого, их семейную дачку. Соседке с ребенком, на все лето.
Плата была небольшой, и соседка заплатила сразу за три месяца.
В итоге Логинова, пусть и с запозданием, но поняла, как же ей надоела ее прежняя трудовая деятельность: пока деньги не кончатся, искать новый хомут она не собиралась.
Вчера съездила к Вите Митяеву, Митяю, мальчику из их класса.
Конечно, давно уже Митяй не мальчик.
А морской офицер, спасатель.
Бывший.
Теперешний – инвалид первой группы, жертва страшной болезни водолазов – кессонки.
Это когда водолаз слишком быстро поднимается с глубин, где большие давления. Азот, содержащийся в крови в растворенном виде, «вскипает», и его пузырьки перекрывают кровоток.
Все в нашей замечательной армии есть: и бомбы атомные, и танки гремучие – а вот когда гром грянет, то опять эксплуатируют человеческую самоотверженность и самопожертвование.
Вот Витька и пожертвовал собой, пытаясь помочь достать парней с затонувшей подводной лодки. Пришлось погружаться без последующей отсидки в декомпрессионной камере, не соблюдая технологии, – потому что как ее соблюсти, если снизу, с этой чертовой затонувшей железяки, стучат по бортам люди, взывая к собратьям и моля о спасении?
И все же Митяев ни на миг не пожалел, что пошел тогда в воду: приказать-то ему никто не мог. Он сумел подготовить последующие работы и тем самым выиграть время, которого в подобных случаях всегда катастрофически не хватает. А к их бухте уже шла плавбаза, снабженная всем необходимым для спасательных операций. И из другого порта в район аварии вышел мощный плавучий кран.
Короче, моряков – в последние часы, уже задыхавшихся – спасли.
Витьку – почти что тоже.
Его не забыли: и наградой, и лечением поддерживающим, до сих пор каждый год ездит в санаторий Министерства обороны. Помогают и спасенные им ребята.
Но всякий раз как Татьяна его видит – мощного, сильного, с волевым, мужественным лицом и сидящего в инвалидной коляске, – ей плакать хочется.
Самое смешное, что ездит она к своему замечательному однокласснику в основном тогда, когда самой требуется психологическая поддержка.
Как был Витька безусловным лидером в классе, так и остался.
Поможет.
Успокоит.
Предложит варианты поведения.
Да уж, в их классе никто бы не посмел тронуть слабого.
Может, поэтому Танька Лога тогда, на даче, так яростно вступилась за Марконю? Все же она не привыкла к тому, чтобы людей ни за что унижали. И за подобные привычки – или непривычки? – ей нужно благодарить не только родителей, но и такого благородного человека, как Витька Митяев.
