Книга Недоросль имперского значения - Дмитрий Луговой

– Э, нет, друг мой! Выкладывай всё, что думаешь по сему поводу, не гневи меня!

– Не дело это, матушка, – собравшись с мыслями начал Григорий. Что мы их, как собачек на поводок посадили. Встретились, носами обнюхались, да оттащили друг от друга подалее. У них, чай, свои головы на плечах есть, чтобы глупостей не наделать… прости, государыня, ежели что не так.

– Вот оно что… – Екатерина по-новому посмотрела на Потёмкина. Тот, поняв, что взрыва не последует, прямо посмотрел в глаза императрицы. – Переживаешь, значит, за друга своего. Это хорошо. Что ж, попробуй взглянуть на это другим взглядом. Кто такой Степан, и откуда взялся, ты знаешь. А что сделано раз, то и в другой повторить можно. Нельзя нам его терять. А Мария его к нам получше всяких кандалов привяжет. Да и не пойму – чем ты-то недоволен? Наоборот, устроил для товарища встречу романтическую. Соединил, как амур сердца любящие. Это ж какое приключение, тайна, интрига. Да и не навечно ж такое положение останется. И будет им потом что вспомнить: как встречались под покровом ночи, втайне от императрицы, и даже вопреки её воле.

– Так, но…

– А раз так, то и нечего голову ломать над этим. Ведь не несчастная любовь у них, как это бывает, согласен?

– Согласен, ваше величество.

На последних словах голос Григория чуть дрогнул. Екатерина, успевшая поднять взгляд и встретиться с ним глазами, опешила. За свою жизнь она повидала немало мужских взглядов. Оценивающие, плотоядно-похотливые, ненавидящие, безразличные… всякие. Но такого не было. В этом взгляде парня со Смоленщины, по сути, случайно пробившегося вверх на волне дворцового переворота, было что-то такое, отчего императрица поспешила отвести глаза. Обожание? Нет. Тоска? Обида незаслуженно побитой собаки? Тоже нет. Или же – пожалуй, всё это вместе, перемешанное в такую взрывоопасную смесь, что не дай Бог тронуть! Поражённая, она чуть было не потеряла самообладание. Но этого делать нельзя. Она же не просто женщина – Императорское Величество. А Потёмкин… что – Потёмкин? Всё же Екатерина, поддавшись минутной слабости, легонько, кончиками пальцев коснулась щеки Грица:

– А ты милый… Ну ладно, ступай. Ступай уже! – спровадила она застывшего изваянием Потёмкина, не смевшего вздохнуть от нежданно свалившегося счастья.

Как он покинул дворец и добрался до Большой Морской, Григорий уже не помнил.

* * *

Гришка гад! Дал нам каких-то десять минут. Ну, двадцать, не больше. И ни на минуту не оставлял наедине. Хотя… может он и прав. Сколько мы с Машкой не виделись? Больше месяца. И мало ли что я себе напридумывал. Вдруг я для неё просто товарищ, с которым довелось пережить интересное, временами опасное приключение, и не более того? По одной короткой встрече под присмотром не понять, как она-то ко мне относится. Спросить напрямую? Обязательно! Вот только… вот только как я это сделаю, если Потёмкин постоянно маячит рядом? Попрошу его в следующий раз хоть на пять минут прогуляться куда-нибудь. Ага! Мы останемся вдвоём… и что я скажу? Упс! Я ярко представил эту ситуацию. Не-не-не! Пусть лучше Гриц никуда не уходит. Сейчас-то коленки ослабли, а в реальности вообще язык отнимется.

Тот первый порыв не в счёт. Да и выскользнула она из моих рук почти сразу. Может ей неприятно было? А я-то, лапоть, обниматься полез? А потом просто болтали. И про то, как Гончаров воспринял неожиданную новость, а затем не отпускал её и Орлова из усадьбы целую неделю, собирая дочь в дорогу и откармливая гостей как на убой. И про то, как неспешно добирались сначала до Москвы, а потом и до Питера. И о том, что она уже целую неделю здесь, но, хоть и не сидит под запретом, да не очень-то выйдешь. Да и государыня приставила к ней двух матрон, которые обучают будущую фрейлину премудростям дворцового этикета. А Машке всё это уже надоело до чёртиков. И вообще – не для того она в первый раз из отцовской усадьбы уходила.

А потом Потёмкин засуетился, и заявил, что пора ей возвращаться. И всё. Кончилась встреча. А я остался, не понимая – а что вообще сейчас было? А вообще, что-то Екатерина мутит. К чему от меня Машку-то прятать? И в лоб у императрицы не спросишь – Потёмкина подставишь. Точно! Надо у него самого спросить. Кстати, откуда он-то про неё узнал, если до сих пор никогда о ней не слышал, в глаза не видел?

Уф-фф! Стомиллионовтыщь вопросов, и ни одного ответа. Гриц куда-то слинял, несмотря на бессонную ночь, пока я отсыпался в гостевой комнате у Ломоносова. Появится, устрою ему допрос с пристрастием.

За утренним кофе мне выпал редкий в последнее время случай поговорить с учёным наедине. Хотя, какое там утро? К полудню ближе… Кстати, Михайло Василич тоже пристрастился к этому напитку, глядя на меня. Так что запасы ароматных зёрен у него не переводились. Да ещё и с натуральным молоком, или сливками – м-м-м! Вкуснотища. Так, стоп! Не отвлекаться. Тема очень важная и весьма животрепещущая. Я поинтересовался у учёного – как продвигаются дела на ниве создания пенициллина. В конце концов, это в первую очередь необходимо ему самому. Ломоносов отрицательно покачал головой:

– Нет, Степан. Пока никак, – видя мою кислую физиономию, поспешил добавить: – Грибок-то мы выделили, достаточно неприхотлив, так что и растёт он хорошо. А вот дальше… видимо до зимы ждать придётся, если ты, конечно, ничего не напутал, и нужны низкие температуры.

– Но, как же так, Михаил Василич? – у меня в голове не укладывалось, что Ломоносов, один из немногих знающий дату и причину собственной кончины, так спокойно рассуждает о том, что изготовление необходимого лекарства придётся отложить. – Вы-то как будете без пенициллина?

– Я-то? – Ломоносов усмехнулся. – Я ужо как-нибудь…

– Но…

– А тебе не приходило в голову, – перебил он меня, – что мне достаточно грядущей зимой просто не простужаться? Ради этого можно не только от мороза хорониться, но и вообще из дому не выходить?

Точно! Вот он меня уел-то! Я уткнулся носом в чашку. Фиговый из меня аналитик, выходит.

А вот и Потёмкин нарисовался. Дово-о-ольный! Цветёт и пахнет. С чего бы это? Ждёт, что я сейчас в благодарностях рассыплюсь? Может, и рассыплюсь, только не сразу. Для начала он мне кое на какие вопросы ответит. А то не посмотрю, что он будущий князь. Могу и по светлейшему носу настучать, для профилактики. Быстро закончив кофиепитие, я потащил приятеля на улицу. Ничего – наука подождёт. И так всю ночь не спали. Пусть Ломоносов отдыхает. В его возрасте полезно.

Шли по направлению к Зимнему. От жаркой влажной духоты спасал временами налетающий порывистый ветер, обдувающий лицо, руки, обсушивающий капельки пота на лбу. Питер жил своей размеренной жизнью. Где-то бумкало, как будто разгружали пустые ящики, кидая их прямо на брусчатку, цокали подковы по мостовой, перекликались обыватели. Как же я уже привык ко всему этому! Верни меня сию секунду назад, в моё время, наверное, неделю шарахался бы от машин. Ладно, в сторону лирику. Я посмотрел на приятеля.

– Гриш!

– А?

– Бэ! Лимон съешь!

– Чего-о? Стёп, ты не перегрелся часом? – ха! А он не понял. Стоп, а это идея! Может предложить Екатерине издать сборник свежайших анекдотов? Вот бабла-то срубить можно! Никакого Клондайка не надо. Я вообще мог бы воспроизвести по памяти хоть Пушкина, хоть Лермонтова, но это просто свинство будет с моей стороны. А анекдоты… это ж и плагиатом назвать-то нельзя. Кстати! И вообще – надо подумать над бизнес-идеями моего времени, о которых здесь не знают. Лёгкие деньге казне точно пригодятся, а то Екатерина постоянно ноет, что денег на всё не хватает… Но это потом, а то Потёмкин не понимает – с чего это я завис.