Книга Вольная вода. Истории борьбы за свободу на Дону - Амиран Урушадзе

3 мая 1883 года, Санкт-Петербург. Накануне коронации император Александр III утвердил предложения Государственного совета «О даровании раскольникам некоторых прав гражданских и по отправлению духовных треб». Новый закон был истинным примером либерализма или даже религиозной толерантности. Староверы теперь могли законно заниматься торговлей и промыслами, занимать общественные должности (обычно речь шла о должности волостного старшины — главы местного крестьянского самоуправления), им позволялось, с согласия региональной администрации, распечатывать ранее закрытые молитвенные дома, при этом колокола оставались под запретом, но «наддверные кресты и иконы над входом» не возбранялись. Закон разрешал старообрядцам некоторые публичные службы, которые проводились при погребении умерших. До веротерпимости было еще очень далеко, но закон 3 мая многие современники восприняли как настоящую революцию в религиозной политике Российской империи. Российские либералы приветствовали решение Александра III, консерваторы были сдержанны.

На Дону реформу встретили скорее негативно. Историк и публицист Андрей Кириллов высказывал опасения, что «вряд ли раскольники успокоятся на этих вновь дарованных им правах и, поощряемые оказанной им милостию, не станут искать новых и новых себе льгот и привилегий».

Донские старообрядцы, с согласия местной администрации, открыли (распечатали) несколько молитвенных домов и монастырей. И вновь здесь активно действовал епископ Силуан, который осенью 1883 года торжественно открыл обитель в станице Пятиизбянской. «Донские епархиальные ведомости» по этому поводу тревожно сообщали читателям, что есть сведения о скором открытии староверческих монастырей и молитвенных домов «в самом Новочеркасске».

Противостояние старообрядцев и Православной церкви при поддержке донской администрации продолжилось. При этом официальные власти временами одерживали большие духовные победы. Особенно резонансным стал переход в православие священника-старовера Саввы Спиглазова. 6 ноября 1883 года он вместе со всем семейством и состоявшим при нем псаломщиком крестьянином Павлом Пановым присоединился к православию в церкви Нижне-Чирской станицы. Спустя три года была опубликована краткая автобиография Спиглазова под заглавием «Мое обращение из раскола в православие», где бывший старовер среди прочего отмечал: «…я вполне уверился, что православие находится в греко-российской церкви (то есть Русской православной. — А. У.), а не у нас, мнимых старообрядцев, что спасение возможно только там».

17 апреля 1905 года, Санкт-Петербург. В этот день стал известен указ императора Николая II «Об укреплении начал веротерпимости», в первом пункте которого записано: «Отпадение от православной веры в другое христианское вероисповедание или вероучение не подлежит преследованию и не должно влечь за собой каких-либо невыгодных в отношении личных или гражданских прав последствий…» Старообрядчество было признано отдельным вероучением, самих старообрядцев имперская власть перестала именовать раскольниками.

Российская империя преодолела последствия церковного раскола на закате своей истории. Новая советская власть руководствовалась лозунгом «Борьба против религии — борьба за социализм». Это привело к массовым репрессиям духовенства различных вероисповеданий, разрушению культовых сооружений, государственной пропаганде атеизма или «научно-материалистического мировоззрения». Но в конечном итоге и советская власть признала победу свободы совести. В 1988 году православные христиане СССР открыто отмечали тысячелетие крещения Руси.

Глава 5. Братство станка, или Свобода от капитала

Ростовская стачка 1902 года

2 апреля 1879 года, Ростов-на-Дону. Город быстро развивался, а значит, было много работы: промышленные предприятия, порт, стройка. Но желающих получить возможность заработка все равно оказывалось больше, чем свободных мест. По выходным и праздничным дням на Новом базаре стихийно собирался своеобразный центр занятости. Сюда приходили работяги в надежде продать свои силы и умения, а управляющие искали подходящих работников, согласных на весьма традиционное сочетание тяжелого труда и скудной платы. Обстановка была напряженная: случались драки и столкновения с полицией. В тот день все началось, когда через толпу собравшихся конный полицейский протащил за волосы молодого рабочего, который безуспешно пытался освободиться. Парня волокли во вторую полицейскую часть, находившуюся напротив базара. В толпе нашлось несколько смельчаков, которые призвали остальных выручить несчастного. Отсутствие работы и очевидный произвол властей стали горючим для выплеска неконтролируемого социального гнева. Ростовские рабочие двинулись ко второй полицейской части и потребовали освободить жертву издевательского ареста, но получили отказ. Тогда начался штурм, в результате которого вторую полицейскую часть разгромили. Ночью та же участь постигла первую городскую полицейскую часть. Протестующие сжигали документы и освобождали арестованных. Разгрому подверглись также дома и квартиры, в которых жили полицейские. Ростовская коммуна не успела обрести организацию и самоуправление: уже на следующее утро в город вошли войска. Активных участников ростовских событий суд приговорил к 20 годам каторги.

9 марта 1877 года, Санкт-Петербург. Особое присутствие Правительствующего сената разбирало громкое политическое дело, которое приобрело известность как «процесс пятидесяти». Это судебное заседание стало первым, где выступали рабочие. Подсудимых обвиняли в «государственном преступлении по составлению противозаконного сообщества и распространению преступных сочинений». Главным эпизодом процесса стала речь рабочего Петра Алексеева, а в особенности его заключительные слова, превратившиеся в мем и известные каждому советскому школьнику: «Подымется мускулистая рука миллионов рабочего люда, и ярмо деспотизма, огражденное солдатскими штыками, разлетится в прах». Но для понимания психологии российских рабочих и их борьбы за свободу важнее начало знаменитой алексеевской речи: «Мы, миллионы людей рабочего населения, чуть только станем сами ступать на ноги, бываем брошены отцами и матерями на произвол судьбы, не получая никакого воспитания, за неимением школ и времени, от непосильного труда и скудного за это вознаграждения. Десяти лет — мальчишками — нас стараются проводить с хлеба долой на заработки. Что же нас там ожидает? Понятно, продаемся капиталисту на сдельную работу из-за куска черного хлеба; поступаем под присмотр взрослых, которые розгами и пинками приучают нас к непосильному труду; питаемся кое-чем; задыхаемся от пыли и испорченного, зараженного разными нечистотами воздуха. Спим где попало — на полу, без всякой постели и подушки в головах, завернутые в какое-нибудь лохмотье и окруженные со всех сторон бесчисленным множеством разных паразитов… Вот что нам, рабочим, приходится выстрадать под ярмом капиталиста в этот детский период! И какое мы можем усвоить понятие по отношению к капиталисту, кроме ненависти?»

Речь Петра Алексеева стала манифестом нового явления в российской общественной жизни — рабочего движения. Его появление было запущено Великими реформами императора Александра II.