Книга Девочка с самокатом - Дарёна Хэйл

– Сегодня вечером снова придут журналисты. Думаю, они уже здесь. Я буду внизу, – говорит она, закончив с причёской. – Но ты можешь остаться тут, если хочешь.

Не то чтобы Эмбер хотела, но это всё равно лучше, чем куда-то идти. На сегодня она уже находилась.

– 14-

Не то чтобы у Эмбер был большой опыт общения с самыми разными людьми (хотя если считать покупателей, то да, всё-таки был), но она понимает: не стоит ждать от Лиссы большего. Случайно оказанная помощь не делает их ни подругами, ни даже приятельницами, просто потому, что вряд ли сама Лисса рассматривает такую возможность.

Девушки для неё – конкурентки за место рядом с самым сильным самцом, и поэтому Лисса общается только с парнями, но даже в этом общении сложно разглядеть хоть какую-нибудь искренность, так что… Эмбер говорит ей спасибо и выбрасывает всё произошедшее из головы, как только – ближе к вечеру – выходит из её комнаты в коридор. Нет, она всё ещё благодарна и всегда будет благодарна, но их поездка в город – вовсе не та завязка, из которой вырастают долгие и прочные, полные взаимного доверия отношения. Строго говоря, Эмбер вообще не знает, бывают ли такие отношения в принципе, ей только хочется на это надеяться.

Особенно когда в коридоре её догоняют Дженни и Джонни, а чуть позже в комнату заходит Калани.

– Привет, – говорит он с порога.

Места на её кровати немного, но Дженни валится на кровать справа от неё, Джонни слева, и Эмбер ощущает себя зажатой между близнецами в самые уютные на свете тиски. Она никогда не подумала бы, что чужие прикосновения могут быть настолько комфортными и настолько приятными, но именно в этом тепле она по-настоящему отогревается, именно с этими людьми чувствует себя по-настоящему дома.

– Мы хотели прийти раньше, – доверительно сообщает Дженни. Её волосы взлохмачены и спутаны, полнейший беспорядок, и в этом беспорядке она вся, – но Джонни сказал, тебя лучше не беспокоить.

– Кристофер так сказал, – поправляет её Джонни. – Ты паршиво выглядела, когда к нам заходила.

Дженни фыркает.

– Не слушай его. Уверена, никаким «паршиво» там даже не пахло. Ты прекрасна.

В груди Эмбер зарождается смех. Приятное, щекочущее, бесконечно тёплое чувство.

Ей плевать, как она выглядела, когда заходила к Джонни и Кристоферу, но от энтузиазма, с которым Дженни бросается её защищать, становится хорошо. Ещё лучше становится, когда Калани наконец-то заканчивает мяться в дверях и проходит поближе, усаживается прямо на пол рядом с ними.

– Нашла аптечку? – спрашивает тем временем Джонни, и Эмбер чуть-чуть напрягается.

Ей приходится рассказать о поездке в аптеку, о неожиданной доброте Лиссы и не менее неожиданном нападении зрителей. Соврать или промолчать почему-то даже в голову не приходит: три пары глаз смотрят на неё с тревогой и заботой, и обмануть эти взгляды немыслимо. Ей приходится рассказать и о Вике, и вот тогда все три взгляда мрачнеют.

– Понятненько, – тянет Дженни, и Эмбер удивляется тому, как у неё получается выразить столько ненависти в одном только слове.

Джонни переводит взгляд с неё на Калани, то ли спрашивая о чём-то, то ли прося разрешения, и в конце концов Калани вздыхает.

– Мы знаем, что он имел в виду.

Рука Эмбер непроизвольно тянется к груди, защитным жестом накрывает сердце, сминает футболку. Она ловит себя на этом глупом движении, и ей тут же становится стыдно. Она разжимает пальцы.

– И что же? – Получается хрипло и немного испуганно.

– Сегодня приходили журналисты. – Калани упорно смотрит в пол, а потом вскидывает голову, и Эмбер читает в его лице такое отчаянное желание ничем не обидеть, что ей становится страшно. – Он рассказал им про твою мать. Им, телезрителям, и, получается, всем участникам гонок. Это было при всех.

– Подонок, – шипит Дженни, накрывая руку Эмбер своей. Её голос срывается от сдерживаемой злости. – Столько всего наговорил… Будто она пила, не просыхая, и ходила по рукам, и обижала тебя, и выбрасывала твои вещи на улицу…

– Дженни, не надо. – Джонни пытается её остановить, качает головой, смотрит растерянно и виновато.

Эмбер чувствует себя так, будто её ударили в солнечное сплетение. И не потому, что Вик сделал то, что сделал (она знает его достаточно хорошо, чтобы ждать от него чего-то подобного, чтобы в красках представлять себе выражение его лица и его интонацию, даже отдельные фразы – ёмкие, хлёсткие, исполненные презрения и высокомерия), а потому что… Её убивает, её заставляет задыхаться тот факт, что люди, которые практически ничего о ней не знают, готовы защищать её с пеной у рта, в то время как человек, который знает абсолютно всё, и даже чуточку больше, собирается только бить и топить.

Бить и топить. Эмбер ощущает, как вода окружает её со всех сторон, заливается в уши.

– Почему не надо? – слышится голос Дженни будто бы издалека. – Он не имел права так врать!

Усилием воли Эмбер выныривает на поверхность и ровно, слишком ровно говорит:

– Он не врал.

Она не хотела, чтобы об этом кто-то знал, особенно сейчас, когда считается, что в её жизни всё было настолько радужно, насколько вообще возможно. Она не хотела ни чужой жалости, ни чужого неодобрения поведению матери (это их дело, только их, она сама сможет разобраться и пойти дальше, чья-то помощь могла бы пригодиться тогда, когда происходило то, что происходило, но не теперь, когда всё это позади), и она тем более не хотела, чтобы раскрывал её прошлое именно Вик.

Теперь слова, сказанные им в холле гостиницы, обрастают новым значением. Тогда Лисса не дала ему договорить (а стал бы он вообще договаривать?), зато сейчас Эмбер точно знает, что он имел в виду.

– Зато, – медленно говорит она, почти цитируя Вика по памяти, – в меня больше не будут кидаться гнилыми фруктами. И остальные участники не будут на меня косо смотреть. У меня, – она усмехается, хотя в глазах начинает щипать, – такое же паршивое прошлое, как и у всех.

«Это закат цивилизации», – слышит она голос Хавьера. Здесь у всех всё паршиво, пусть в разной степени, но…

– Эмбер… – Калани сочувственно кладёт руку ей на здоровое колено.

– Не надо меня жалеть. Я справлюсь. Пожалуйста. – Вода, окружавшая её, отступает, и сами слова превращаются в воду. Они срываются с языка легко, словно капли с ободка не до конца закрытого крана, словно быстрые волны в реке. – Я знаю, о чём вы думаете, но даже если я не попаду в финал, я не вернусь домой. Никогда.

Высказанная вслух, эта мысль наконец-то становится абсолютно реальной. Эмбер кажется, что её можно потрогать руками.

– Я не вернусь туда, – повторяет она, готовая спорить, убеждать и доказывать.

Но люди, готовые всегда её защищать, её удивляют.

– Конечно, – сквозь слёзы улыбается Дженни. – Конечно, не вернёшься. Мы тебя не отпустим.