Книга Планета мужчин, или Пенсионерки на выданье - Нина Князькова

— Делай. — Попыталась как можно равнодушнее пожать плечами.

Господи, что же твориться в голове у этого мужчины? Какого черта его настроение так скачет, а желания в одну и ту же секунду диаметрально противоположны?

Теплое дыхание сменилось мягкими влажными прикосновениями к шее. Мое смущение тут же смыли другие ощущения. Нетерпеливо поерзала на жестком камне, мысленно подгоняя Ама. Неожиданно он, уже спустившийся к моей груди, резко скатился с камня, выдернув последнее крепление, и метнулся к выходу из пещеры. Ага, так он и вышел!

Я приподнялась на локтях как раз вовремя, чтобы увидеть, как король отлетает к противоположной стене, ударившись об охранные заклинания.

— Ох, — вырвалось у меня, когда Ам так и остался лежать у стены.

Осторожно слезла с этого долбанного камня, который меня уже достал, если честно. Схватила помятую миску, и уже было бросилась приводить мужа в чувство, как поняла, что мне не мешало бы, собственно, одеться. Мужик-то все равно бессмертный, а вот голая я явно провоцирую его суицидальные наклонности на проверку этого факта.

Подобрала с пола белье, натянула на себя. Добежала до сорочки и тоже надела. Вот так, теперь можно откачивать благоверного и рассчитывать на то, что его снова не перемкнет. Зачерпнула в чане воды и пошла поливать короля всея Эфиона живительной влагой.

Ам очнулся почти сразу же, и даже немного отодвинулся от каменной стены, позволяя полить водицей нехилую шишку на затылке.

— Ты как? — Спросила, едва его глаза приобрели осмысленное выражение.

— Прости. Забыл, что пещера закрыта снаружи. — Как открытый проем может быть закрыт, я не знала, но результат явно был налицо. Точнее на затылок.

— Голова не кружится? — Спросила, вглядываясь в виноватое лицо.

Он отрицательно помотал головой и неожиданно его прорвало.

— Прости, прости, прости. — Он, подался вперед и, согнувшись, уткнулся лбом в мой живот. — Я верю, что тебе перестало быть больно. Но когда увидел кровь своей туа на себе…. Мне надо было удостовериться. А тут ты, такая маленькая, хрупкая, доверчивая. Я видел, что тебе неприятно, но ты все равно позволила…. Я так благодарен тебе, что ты это все вытерпела. И терпишь такого кошмарного и уродливого мужа, как я. И согласилась на слияние, которое заставит тебя терпеть меня рядом с собой всю жизнь. И….

— Ты не урод, — попыталась прервать его самоуничижение.

— И тебе пришлось стать королевой совершенно чужого для тебя мира. Я пойму, если ты меня возненавидишь и больше не подпустишь к себе. Прости меня. Я недостоин быть твоим тура́х. Я…. — Ам, наконец, заткнулся, потому что я, отодвинувшись, припечатала его губы своей ладонью.

— Хватит. — Резко заявила ему. — Хватит нести всякую чушь. Ты хоть представляешь, как мне жилось в своем мире, и какие у меня были мужчины до тебя? — Он помотал головой и совсем поник. — Так вот, ты самый красивый из всех, кто у меня был. У тебя большие зеленые глаза, в которых утонуть можно, губы, которые так и хочется поцеловать, о линию челюсти вообще, кажется, порезаться можно…. — Остановилась, подбирая слова. — У тебя густые волосы, широкие плечи, длинные ноги, плоский живот. У тебя добрая душа и открытое сердце. Ты шикарный и клевый мужик, но себя почему-то совсем не любишь и не ценишь. Да любая баба из моего мира была бы в восторге, отхватив такого мужа. И, вообще, если ты помнишь, то я уже говорила, что не променяю тебя ни на кого другого. — Закончив свою тираду, я, наконец, оторвала ладонь от его губ.

Амиа выглядел несколько пришибленным. Минуту мы молчали, а потом он неуверенно спросил.

— Ты… тебе нравятся страшные мужчины? — Вот какой бы другой вопрос задал, а?

— Мне нравишься ты! — Заявила непреклонно.

— Но я никому не нравлюсь.

— У вас тут одни мужики и было бы странно, если бы ты здесь кому-то нравился. — Психанула я. — Ам, хватит уже быть жертвой несчастного случая. Может быть, пришла пора тебе хоть немного побыть счастливым.

Он устало привалился к стене и вперился в меня глазами так, как будто впервые увидел. Под его взглядом мне даже стало как-то неуютно.

— Меня выбрала очень мудрая туа. — Наконец, выдавил он из себя и тут же охнул, увидев, как я поджимаю пальцы на ногах от холода. На каменном полу стоять босыми ногами не особо тепло, а прерывать серьезный разговор поисками тапочек не хотелось. — Твои ноги страдают. — Он рывком поднялся и подхватил меня на руки.

— Ты так и будешь стоять всю ночь? — Спросила, когда он истуканом простоял минуту.

— А чего бы ты хотела? — Он заинтересованно уставился на меня.

— Ну, можно спать лечь. — Предложила, уже особо ни на что не надеясь. — Уже ночь на дворе, а день был длинным.

— Точно.

Он прошагал твердыми шагами к этому плоскому камню, посадил меня на его край и достал из-за плеча знакомое одеяло. Аккуратно расстелил его по поверхности и пересадил меня на него.

— А сразу нельзя было постелить? — Спросила, вспомнив, как неудобно было лежать на голом камне.

— Нет. Слияние должно происходить только на голом ритуальном камне. Больше никак. — Он уселся рядом со мной. — Камень собирает всю силу соития и сливает наши энергии вместе. Я никогда больше не смогу быть с другой женщиной, а ты с другим мужчиной.

— Я рада этому. — Ответила честно. Что может быть лучше, чем муж, который никогда не сможет мне изменить? Это ли не счастье? Я, как человек очень предвзято и подозрительно относящийся к мужчинам, не могу этому не радоваться.

Потянула мужа на одеяло и заставила его лечь. Сама улеглась на его руку (как раньше) и приникла к теплому боку.

— Ам, а расскажи мне о себе. — Спать мне еще не хотелось, а анализировать то, что недавно произошло, не было желания.

— Я помню себя лет примерно с четырех. — Я почувствовала, что муж улыбнулся. — Я рос очень непоседливым, и дяде Року приходилось регулярно ловить меня в коридорах дворца. А лет в восемь он начал меня обучать: письму, государственному делу, логике. Также он начал тренировать и мое тело. Ставил тренажеры, выпускал фантомов, которые нападали на меня, травил дикими животными, заставляя от них отбиваться. К двадцати годам, когда я начал проходить все его испытания, он выпустил меня из дворца. До этого времени я был под его неусыпным оком и за толстыми защитными стенами. — Его голос изменился, когда он продолжил. — Тогда-то я и узнал, что я урод, которого земля не должна носить. Меня об этом просветил ни кто иной, как второй мужчина третьего старшего рода. Тар Гоб. Увидев меня в золотом венце, он попытался сорвать его, но вбитые дядей уроки не прошли даром, и я тогда сломал ему руку и четыре ребра. А за нападение на королевскую кровь он провел на рудниках пятьдесят лет. Но корону с тех пор я стараюсь не носить вне дворца.

Дядя снова закрыл меня во дворце, на сей раз на восемьдесят лет, заставляя меня учиться. Однажды мне даже пришлось выучить наизусть все книги в королевской библиотеке. После этого, Рок, видя мое упорство, перенес меня на Далион, самый далекий материк, и заставил забраться на высокую огненную гору, где водятся хары. Там я и нашел Сэша. Он был маленький, пищащий и один в гнезде. Рядом лежали еще двое птенцов, но уже мертвые. С их мамой что-то случилось, и она не смогла их кормить, поэтому я накормил его припасенной едой и взял с собой. Тогда дядя сказал, что выпустит меня из дворца тогда, когда мой хар встанет на крыло.