Книга Снежинки на его трицепсах - Стелла Грей

Это был не шок. Не испуг. Это был ужас в чистом виде, словно по венам тек концентрированный азот, замораживая тело во мгновение ока.

Я метнулась к Даниле и рухнула рядом с ним на колени, дрожащими руками расстегивая его куртку и зажима артерию, из которой толчками вытекала яркая кровь. Яркая, такая яркая… она брызгами рассыпалась по снегу, словно ягоды брусники, она размазывалась по моим рукам…

Вокруг толпился какой-то народ, и я повторно закричала: — Скорую вызовите! Быстро! Тут огнестрельное!

Время тянулось медленно. Так медленно… а под моими руками умирал человек.

Вот прямо тут… с каждым ударом его сердца жизнь утекала меж моих пальцев, и я даже сделать ничего не могла. Попросила хоть какую-то тряпку, футболку, не важно что, из чего можно сделать давящую повязку, но толпа вокруг лишь заволновалась, запричитала, но ничего не дала, не сделала. А убрать пальцы от артерии означало упустить несколько драгоценных секунд, которые могут так пригодиться врачам в реанимации.

Спустя минуту какой-то мужик сунул мне свернутое и вроде как чистое полотенце, уверенным движением помог расположить мои руки чуть иначе и сжал крепче, а после прогудел:

— Ты правильно зажала, но лучше вот так, с учетом повязки..

— Спасибо… — выдохнула я, ощущая, как по холодным щекам катятся обжигающе горячие слезы.

Где-то вдалеке завыла медицинская серена, и я едва не расплакалась от облегчения, причитая:

— Данила, Данечка… Они уже едут, потерпи, мой хороший, совсем чуть-чуть осталось.

Дальше все как в тумане, я словно вывалилась из реальности и приходила в нее урывками.

Меня не пустили в машину скорой помощи, поэтому пришлось добираться до больницы своим входом, бегать по врачам и пытаться выяснить хоть что-то. Данилу увезли в операционную, и какие у него дела, никто не говорил.

Я измеряла коридор шагами, знала, что вдоль помещается ровно сто пятьдесят, а поперек пятнадцать…

— Селезневская Алиса тут? — раздался голос, приводящий меня в чувства.

Я подскочила, будто ужаленная.

— Да-да, я здесь, — подбегая к женщине в форме медсестры. — Данила… Он жив’?

Она смерила меня взглядом и устало улыбнулась, где-то внутри меня от этой улыбки отпустило натянутые нервы.

— Все хорошо, — произнесла женщина. — Состояние стабильное, пуля прошла на вылет, не задев жизненно важных органов. Ваш Ворошилов в рубашке родился, ну, или с елкой в руках. Хирург сказал, что если бы пуля не срикошетила о ствол, то, скорее всего, попала сразу в сердце…

Я нервно сглотнула, промочив пересохшее горло.

— Мне можно к нему зайти? — робко попросила я, ощущая, что руки до сих пор трясуться.

— Да, но позже, — медсестра почему-то заглянула мне за спину, и, обернувшись, я сама увидела там двух людей, один из которых, с папкой в руках, показался смутно знакомым.

— Что-то подсказывает, они к вам, — проговорила женщина. — Скорее всего, следователи.

Будто по команде двое двинулись ко мне, и в том, что повыше, я запоздало узнала следователя из ФСБ, с которым беседовал Данила.

— Рогозин Дмитрий Станиславович, — представился он. — Мы можем с вами побеседовать‘?

— Да, конечно, — растерянно ответила я.

ФСБшники указали на одну из дверей, на которой я прочла “Ординаторская?

— Доктора любезно согласились нам ненадолго предоставить помещение, чтобы не терять времени, — пояснил Рогозин и кивнул на диван. — Присаживайтесь.

В следующий час меня тщательно допрашивали, интересуясь буквально каждой мелочью. Кто я такая, откуда знаю Ворошилова, где работаю, что видела, что слышала, о чем думаю, какие были отношения с начальницей и так до бесконечности.

В какой-то миг мне даже показалось, будто сейчас меня начнут обвинять в убийстве Грымзы, но лишь до момента, пока не начались вопросы о стрелявшем в Данилу.

— Я почти ничего не видела, — честно призналась я. — Кажется, мужчина с черными волосами…

— Вот этот? — Дмитрий Станиславович достал из папки фотографию и протянул мне.

Стоило только взглянуть, как я сразу опознала в бандитской морде злоумышленника.

— Да, точно он.

— М-да… — протянул второй мужчина, который большую часть допроса молчал. — Я даже не думал, что они так просто проколятся. Как дети. — запаниковали, — тихо ответил ему Рогозин. — Испугались того, что директриса сдаст их потрохами и сольет документы.

— Она и так их слила, — отозвался второй, а я невольно заинтересовалась.

— Могу я узнать, в чем дело? Что вообще произошло?

Двое переглянулись и не сговариваясь хором ответили: — Нет.

— Тайна следствия, — пояснил Рогозин. — Думаю, вскоре прочтете в газетах.

С этими словами он протянул мне листы протокола, попросил внимательно прочесть и подписать. Когда с бумагами было покончено и ФСБшники уже уходили, второй, имени которого я так и не узнала, обернулся и произнес: — Можете передать своему другу, что в его отношении все изначально было подстроено с нашей стороны. Мы прекрасно знали, что он не причем, но нам нужно было поймать более крупную рыбу, поэтому мы использовали его как катализатор.

Счета Данилы Ворошилова будут разблокированы после Нового года. С наступающим. И удачи вам, Алиса.

Глава 25

Данила Ворошилов.

Теперь я точно знаю, что у меня есть ангел-хранитель.

Точнее, даже не так. У меня нимфа-хранитель, потому что если бы не Алиса, то я бы точно умер в тот день — либо подстреленный в океанариуме вместе с ее начальницей, либо истек кровью во дворе.

Даже когда отходил от наркоза, первой, кого увидел, была она. Моя Алиса.

Словно черты святой, ее лицо проступало сиянием у меня перед взором. Девушка сидела у кровати и держала меня за руку, нежно поглаживая пальцами.

Моих сил в этот момент хватило лишь на то, чтобы сжать ее хрупкую ладошку чуть сильнее.

— Ты очнулся, — тихо произнесла она. — Я так рада.

— А уж я-то как рад. Думал, на тот свет пора.

— Не смешно, — хмуро ответила она, щуря покрасневшие от слез глаза. — Не пугай меня больше так.

Не найдя в себе силы на ответ, я просто кивнул и прикрыл глаза.

Следующие три дня меня продержали в больнице, кололи антибиотики, проверяли швы, делали перевязки. Алиса приходила ко мне утром и уходила только вечером, если не считать коротких отлучек в квартиру к щенку, которого она все же забрала.

А вот между мною и ней что-то окончательно изменилось, я еще не мог твердо сказать, что именно, но был точно уверен: пройдет это не скоро. И понимал это не только я.