Книга Дневник. 1873–1882. Том 2 - Дмитрий Милютин

Само собой разумеется, что я подтвердил ему всё, что было решено в последних наших совещаниях, и формулировал по возможности конкретно наши соображения о мерах к предупреждению нового кровопролития и беспорядков на Балканском полуострове по выходе наших войск и прекращении нашей администрации в крае. Я перечислил ему и разъяснил следующие пункты: 1) турецким войскам оставаться лишь в местностях, ныне ими занимаемых на южной окраине Восточной Румелии в Родопских горах, и не занимать никаких других пунктов; 2) в дружинах румелийских удержать наших офицеров; 3) поспешить с работами делимитационных комиссий, пока там еще находятся наши войска; 4) распределить выступление наших войск таким образом, чтобы арьергард их оставался в одном из центральных пунктов Восточной Румелии по возможности долее; наконец, 5) поспешить с назначением генерал-губернатора в Восточную Румелию и введением органического устава к сроку нашей оккупации, то есть к 3 мая, равно как и водворением к тому же времени княжеского правительства в Северной Болгарии.

По всем этим пунктам лорд Дефферин вполне соглашался со мной, il abondait dans mon sens[48] и даже сознавался в том, что упорное желание Англии дать Турции оборонительную линию по Балканам есть такая же фикция, как прежде был пресловутый принцип всей восточной политики – l’intégrité de l’Empire Ottomane[49]. Слушая медоточивые речи британского посла, сожалеешь только о том, что они не имеют ничего общего с решениями и действиями британского правительства.

31 марта. Суббота. В последние три дня не произошло ничего нового; дипломатические соглашения не подвинулись ни на шаг. Не было даже обычных совещаний у государя. Взамен того у меня собирались два дня сряду совещания по особым вопросам: вчера о направлении устраиваемого морского канала от Кронштадта до Петербурга и расположении порта на Гутуевском острове; а сегодня – об инструкции, составляемой руководству комиссии, назначенной (под председательством генерал-адъютанта Глинки-Маврина) расследовать злоупотребления в действиях бывшего полевого интендантства для продовольствования армии.

На днях приехал опять в Петербург великий князь Михаил Николаевич. Сегодня я просидел у него с час времени.

1 апреля. Светлое воскресенье. Давнишний обычай христосования с государем у заутрени отжил свой век. Когда все съехались во дворец, к общему удивлению, объявлено было, что государь христосоваться не будет. Многие озадачены и недовольны. Тем не менее почти вовсе уже и не христосовались между собой.

В течение дня по городу ходили слухи о том, будто бы ночью ожидали каких-то беспорядков. В действительности же только найдены были [опять] в разных местах новые противоправительственные печатные воззвания.

2 апреля. Понедельник. Опять покушение на жизнь государя! Утром, когда я только встал и оделся, дежурный фельдъегерь вошел сказать, что желает видеть меня полковник князь Трубецкой, чтобы передать что-то важное о случившемся с государем. Выйдя поспешно в приемную, я увидел князя Александра Васильевича Трубецкого, только что приехавшего из Ташкента, того самого, который в молодости был блестящим кавалергардским офицером, потом мужем знаменитой Тальони, консулом в Марселе, а затем впал в долги и нищету и нашел снова пристанище в военной службе в Туркестанском крае. Он рассказал мне, что был очевидцем, как во время прогулки государя, близ Певческого моста, шедший навстречу ему неизвестный человек сделал из револьвера несколько выстрелов и немедленно был схвачен; что государь остался невредим и, сев в первый попавшийся экипаж, доехал до дворца.

Пораженный таким известием, я немедленно поехал во дворец, где нашел уже нескольких министров, в том числе князя Горчакова, Валуева, Дрентельна. Вслед за тем постепенно съехались и другие. Государь позвал к себе Валуева, Дрентельна, Макова и меня, чтобы обсудить меры, какие нужно принять по случаю настоящего положения дел, и приказал нам сегодня же собраться и составить предположение об учреждении в обеих столицах и других больших городах временных военных генерал-губернаторов, с применением правил военного положения. Государь казался спокойным и судил в умеренном смысле; присутствовавший при этом наследник цесаревич высказывался гораздо энергичнее и круче.

К 11 часам собралась уже целая толпа в коридорах дворца и в ротонде. Пока шла обедня в Малой церкви и потом молебствие, вся Белая зала наполнилась съехавшимися «особами обоего пола», как пишется в гоф-фурьерских повестках. Государь с императрицей и всей царской семьей прошел из Малой церкви в Белую залу и на всем пути встречал восторженные изъявления преданности, а когда показался в Белой зале, то раздались громовые крики «ура!». Потом его величество показался на балконе перед собравшейся на площади толпой народа. Мгновенно улицы запестрили флагами, и целый день не было другого разговора, кроме рассказов об утреннем событии. Разумеется, более всего толковали о личности преступника, который, как говорили, принял яду; но его заставили принять противоядие и полагают, что он не ускользнет от судебного возмездия. При первых допросах он назвал себя Соловьевым, отставным чиновником[50].

В два часа назначено было у Валуева совещание. Кроме лиц, уже принимавших участие в прежних совещаниях по тому же предмету, приглашен был, по моей просьбе, главный военный прокурор статс-секретарь Философов. После трех часов споров и суждений пришли к заключению, чтобы Философов, вместе с министром юстиции Набоковым, проектировал к завтрашнему дню указ Сенату относительно учреждения временных военных генерал-губернаторов и инструкцию для них.

Вечером был у меня генерал-адъютант граф Лорис-Меликов, только что приехавший с низовий Волги. Хотя, по-видимому, там всё успокоилось, однако же он намерен еще возвратиться туда в конце Святой недели, чтобы сделать окончательные распоряжения о снятии карантинов и роспуске войск, собранных для оцепления Астраханской губернии.

4 апреля. Среда. Вчера утром перед моим докладом было у государя совещание с участием генерала Дрентельна относительно предстоящих назначений на должности временных генерал-губернаторов в Петербурге, Харькове, Одессе и отчасти в Москве. Государь еще колебался. К двум часам опять съехались к Валуеву для совещания относительно проектированного статс-секретарем Философовым указа Сенату. Проект был одобрен с неважными редакционными поправками. Тем не менее прозвучало немало разглагольствования по вопросу о соединении власти гражданской с военной и затруднительности решения вопроса о выборе лиц для Петербурга.

Сегодня утром представил я государю вчерне проектированный указ, в присутствии генерала Дрентельна. Тут же окончательно решены все назначения: в Петербурге генерал Гурко назначается временным генерал-губернатором и вместе с тем помощником главнокомандующего войсками округа вместо барона Бистрома, назначаемого в Военный совет. В Москве остается генерал-губернатором князь Долгоруков; но вместо Гильденштуббе (назначаемого в Государственный совет) командующим войсками округа назначается генерал-адъютант Казнаков, вместо которого начальство в Западной Сибири возлагается на генерал-адъютанта графа Бреверна де Лагарди, много уже лет остающегося вне действительной службы.